Вполне естественно, что именно мы, Плуто и я, обнаружили автомобиль — последнюю модель «фольксвагена». Он был перевернут и уже начал дымиться, когда мы появились. Лобовое стекло изрешечено картечью, водительское сиденье залито кровью. На наших глазах машину охватило пламя, и нам пришлось отойти подальше.
Мы и без лесника легко обнаружили следы Папиной крови у кромки леса. Он несомненно был еще жив, потому что на тропе к лесу осталось достаточно свидетельств борьбы. Раз или два мы громко звали его, но лес оставался нем, как сама смерть. Можно ли подыскать более верную аналогию?
На следующий день команда следователей из питомника Шрёдер нашла остатки погребального костра. Пепел был разбросан по всей лужайке. Господин питомника Шрёдер определил, что пятна крови оставлены Папой и только Папой, а найденное прибитым к стволу дуба ухо исключило всякие сомнения. Это злосчастное ухо отдали Кли. Может быть, как раз этот сувенир она всегда и желала получить от Папы. Любимая Матушка заказала специальный медальон, в котором хранила его как реликвию.
Что касается тела, можно было только предполагать, что Динги тщательно захоронили останки. Никто не сомневался (я и сам чуть ли не уверен в этом), что Господа были в состоянии воскресить Папу, даже если бы из него наделали гамбургеров.
На месте убийства был сооружен монумент. Он представлял собой скульптуру Гава и мистера Кромсай-Тащи. Под бронзовыми фигурами укрепили металлическую дощечку с надписью:
ТЕННИСОН УАЙТ 1980–2024 Мученик одомашнивания
Была на дощечке и цитата из его романа: «Ах, как блаженно рабство!» Позднее монумент был так обезображен Дингами, что страшно вспоминать.
Глава вторая,
в которой мой Господин мною бессовестно пренебрегает, а я в кровь разбиваю брату нос
Господа. Позвольте мне сказать несколько слов о Господах.
Возможно, уважаемые читатели возразят, что, мол, нет нужды в моих жалких потугах поднять избитую и так надоевшую тему Господства. Нынче считается хорошим тоном обходить его молчанием так же, как в третьем и четвертом веках нашей эры было не принято говорить с незнакомцами о Триединстве. Был ли Сын Божий одной субстанцией со своим Отцом, или только похожей субстанцией, или, может быть, точно такой же субстанцией — считалось вопросом совести каждого человека. Эта аналогия простирается еще дальше, потому что Господа были нашими богами, и, хотя их алтари низвергнуты, какая-то легкая аура святости (или нечестивости, что почти то же самое) все еще витает возле мест поклонения и храмов. Когда боги умирают, они становятся демонами и доставляют еще больше беспокойства, чем прежде, если не что-нибудь худшее.
Однако поскольку большинство участников дискуссии о первоисходной природе Господ не имело, в отличие от меня, опыта непосредственного общения с ними, у меня есть законное право заявлять о своем в каком-то смысле апостольском авторитете — уверен, что лишь очень немногие оппоненты позавидуют мне в этом.
Насколько нам дано знать, Господа — это чисто электромагнитный феномен, они созданы из «субстанции», которая не есть ни «материя», ни «энергия», а скорее — какая-то потенциальность того и другого. Это не совсем верно, поскольку я не упомянул нейтрино. Нейтрино — это субатомная элементарная частица со спином +1/2, имеющая нулевые массу и заряд. Так вот, Господ, согласно наивысшим авторитетам (из их числа), более или менее точно можно ассоциировать (это зависит еще кое от чего) с этой частицей.
Как прямое следствие столь удивительных свойств частицы, могущество Господ достигло (может быть, следует говорить «достигает»?) масштабов космоса, а их знания — границ всеведения. Господа были чем-то совершенно неопределенным, но все же чем? О них принято говорить просто как о поле силы (или потенциале силы), по масштабам распространения и величине сопоставимым по крайней мере с магнитным полем Земли. Человечество рядом с ними смехотворно ничтожно, — так зачастую казалось в то время. Так же как для Иеговы в его первые, наиболее антропометрические дни, для них не составило проблемы взять из наших рук бразды правления Землей. Они обладали потенциалом, если не всемогуществом, достаточным для достижения всех наших целей и, как можно предполагать, большинства своих.
Господа в самом прямом смысле слова были непостижимы. Их следовало принимать как таковых и надеяться на лучшее.
Лучшее, на что можно было надеяться, это — Сворка. Несмотря на тысячи написанных томов, ее определения всегда оставались туманными: приливы знания, затопляющего разум; ощущения, которые сродни установлению связи с наиболее трансцендентальными силами вплоть до центра мироздания; полная определенность, какую только можно представить; экстаз и всепоглощающая любовь. Естественно, эффект не всегда был столь широкомасштабным. Иногда это было не более чем рассеянное осмысление того, что жизнь прекрасна, — просто отсутствие беспокойства. Но будь Сворка всего лишь транквилизатором, она никогда не смогла бы закабалить человека так, чтобы он полюбил свое рабство.
Чем же Сворка была в действительности?
Позвольте сперва сказать, чем она не была. Она не была «телепатической связью» с Господами, во всяком случае приспособленной для разговора больше, чем кожаный ремешок на украшенном драгоценностями ошейнике пуделя. Она действительно была средством связи Господ с нами — но это общение не могло превышать возможности разума каждого конкретного человека, и можете мне поверить, что глубины самих Господ никогда не измерить даже нашим лучшим ныряльщикам.
Сворка была просто их осязанием. Поток экстаза, который она давала нам, — не что иное, как подергивание Господами наших ошейников. Их прикосновение превращало тусклый свинец человеческой нервной системы в сверкающее золото либо низвергало наш разум до уровня идиотизма буквально с быстротой молнии, но оно не могло сделать из человека то, чем он не был, потому что не меняло природу самого этого животного. Короче говоря, они были не в состоянии поднять нас до своего уровня.
Как ни желай, добиться появления Сворки было невозможно. Подобно благодати, она нисходила как дар или не возникала вовсе. Как часто любимец, даже будучи на Сворке, получал лишь такую силу связи, которая всецело определялась прихотью или доброй волей Господина. И здесь я должен решительно заявить еще об одном широко распространенном заблуждении: не все Господа одинаковы. Они разные и обладают индивидуальностью, что вам сможет подтвердить всякий любимец, имевший не одного Господина. Некоторых, казалось, серьезно беспокоило благополучие их любимцев. (Насколько широк круг интересов Господина, любимцу не дано было знать, потому что его собственный интерес ограничивался лишь отношением Господ к ему подобным.) Другие просто помещали их в питомник и оставляли томиться там, нимало не заботясь о Сворке и не устраивая для них никаких испытаний. Именно таким был Господин питомника Шрёдер.
