Она жестом приказала им следовать за собой, и они поднялись по сходням на палубу. При пожелании говорить с Гео Урсон, Змей и Джордде обменялись взглядами, но теперь, когда они направлялись к люку, все молчали.
Желтый свет масляной лампы просачивался на деревянные стены. Гео неприятно поразил запах несвежих простыней и пота. Он поморщился, но тут же независимо дернул плечом.
— Ладно, — сказал Урсон, — нора ничего себе.
Он забрался на верхний ярус койки и похлопал по матрасу.
— Для себя я выбираю эту, Многорукий! Тебе качка нипочем, ты займешь среднюю. А ты, Гео, вались на самую нижнюю, вот сюда.
Он тяжело спрыгнул на пол.
— Чем ты ниже, — объяснил он, — тем лучше спишь, из-за качки. Ну, как вам нравится ваш первый кубрик?
Поэт молчал. Два лучика света отразились желтыми точками в его темных глазах и исчезли, когда он отвернулся от лампы.
— Я не случайно отвел тебе место внизу, друг! Если слегка заштормит, а ты под самым потолком — у тебя с непривычки очень скоро может расстроиться желудок, — продолжал Урсон, положив тяжелую руку на плечо Гео. — Я обещал присмотреть за тобой, ведь правда?
Но Гео молчал. Его мысли, казалось, были заняты совсем другим.
Урсон посмотрел на Змея, который наблюдал за ним, прислонившись к стене. Во взгляде великана появилось недоумение. Змей молча отвел глаза.
— Послушай, — снова обратился Урсон к Гео, — давай-ка прошвырнемся с тобой по кораблю да осмотримся хорошенько. Бывалый матрос всегда начинает с этого, конечно, если он не слишком пьян. Тогда Капитан с Помощником сразу видят, что глаз у него наметан, кроме того, он подмечает что-нибудь полезное для себя. Что ты скажешь...
— Не сейчас, Урсон, — прервал его Гео. — Ты иди один.
— Не будешь ли ты так добр объяснить, с каких это пор моя компания вдруг перестала устраивать тебя!? Твое молчание — не лучший способ обращаться с человеком, который поклялся сделать все, чтобы твое первое плавание окончилось наилучшим образом. Так вот, я думаю...
— Когда ты убил человека?
В кубрике воцарилась тишина, еще более ощутимая, чем плеск волны за бортом. Урсон замер на месте со сжатыми кулаками. Потом кулаки разжались.
— Может быть, год назад, — сказал он мягко. — А, может быть, год, два месяца и пять дней, в четверг, в восемь часов утра, в арестантской рубке при сильной вертикальной качке. Если быть совсем точным, это случилось год, два месяца, пять дней и десять часов назад.
— Значит это правда? Как ты мог находиться рядом со мной все это время и молчать, а потом ни с того, ни с сего признаться первому встречному! Мы были друзьями, укрывались одним одеялом, пили вино из одной кружки. Ну, что ты за человек?
— А ты что за человек, — передразнил гигант. — Да просто любопытный ублюдок, которому я переломал бы все кости, если бы...
Он набрал в легкие воздух.
— ...Если бы я не пообещал, что от меня не будет неприятностей. Я еще ни разу не нарушил своего слова, данного живому или мертвому.
Кулаки его снова сжались и разжались.
— Урсон, я не собираюсь судить тебя. Пойми это. Но расскажи об этом. Мы же были, как братья. Нельзя утаивать такое от...
Урсон продолжал тяжело дышать.
— Надо же, как хорошо ты знаешь, что мне следует делать и чего не следует! — с издевкой ответил он.
Резко подняв руку, он отвел ее в сторону и плюнул на пол.
Развернувшись к выходу, собрался шагнуть, как вдруг...
Раздался крик. Нет, это не был привычный звук со стороны — нечто невообразимое взорвало их головы изнутри. Гео закрыл уши руками и резко повернулся к Змею. Две искорки в глазах мальчика метнулись к Урсону, затем к Гео и снова к Урсону.
Странный крик повторился, на этот раз тише, и в нем можно было различить слово «помогите». Как и сам звук не состоял из голоса, так и само слово не состояло из букв. И то и другое друзья почувствовали.
Рожденная непосредственно внутри их черепов, потрясающая гамма чувств и информации не нуждалась в традиционном способе передачи. Друзья замерли, внимая непривычному ощущению — словно затихающее звучание камертона доносило до них боль, надежду, просьбу.
— Вы... помогите... мне... вместе... — улавливали они слова, непонятно откуда появляющиеся в их голове.
— Эй, — сказал Урсон, глядя на Змея — это ты?
— Не... сердитесь... — явились слова.
— Мы не сердимся, — сказал Гео. — Только объясни, что ты делаешь?
— Я... думаю...
— Как ты можешь думать так, что всем слышно? — потребовал ответа Урсон.
Лицо у мальчика напряглось и в сознании мужчины появились беззвучные слова:
— Не... всем... только... вам... вы... думаете... а я... слышу... мысли... я... думаю... вы... слышите... меня...
— Да уж знаю, что слышим, — сказал Урсон. — Только непонятно, как ты говоришь.
— Он хочет сказать, что слышит наши мысли так же, как мы слышим его. Правильно, Змей? — помог Гео.
— Когда... вы... думаете... громко... я... слышу...
— Хм! А я как раз очень громко думал, — сказал Урсон. И если я подумал что-нибудь не так... что ж, я извиняюсь!
Змей, казалось, оставил без внимания его извинения и стал просить снова:
— Вы... помогите... мне... вместе...
— Какая помощь тебе нужна? — спросил Гео.
— Интересно, в какую передрягу ты попал, что просишь помощи? — добавил Урсон.
— У... вас... плохие... умы... — сказал Змей.
— Еще чего! — возмутился Урсон. — Наши умы ничуть не хуже других в Лептаре. Ты слышал, как Жрица говорила с моим другом-поэтом?
— Мне кажется, он имеет в виду, что мы не умеем слушать, предположил Гео.
Змей кивнул.
— Ах, вот в чем дело! — сказал Урсон. — Ладно, потерпи немного и нам ведь тоже надо попривыкнуть к твоим штучкам!
Змей затряс головой:
— Ум... грубый... когда... кричите... так... громко...
Затем, чтобы сделать свою мысль яснее, он подошел к койкам:
— Вы... слышите... лучше... видите... лучше... если... спите...
— У меня сна ни в одном глазу, — сказал Урсон, потирая бороду тыльной стороной запястья.
— Мне тоже не уснуть сейчас, — признался Гео. — Может, придумаешь что-нибудь другое?
— Спите... — сказал Змей.
— Это все, конечно, забавно, но почему бы нам не поговорить, как нормальным людям? — предложил Урсон, все еще недоумевая.
— Раньше говорил... — уловили друзья ответ Змея.
— Так, раньше мог разговаривать? — спросил Гео. — А что случилось?
Мальчик открыл рот и указал пальцем внутрь.
Гео шагнул к мальчику, взял его за подбородок, осмотрел лицо и заглянул в рот.
— Святая Богиня!
— Что там? — спросил Урсон.
Гео отошел, с выражением страдания на лице.
— Ему отрезали язык, — сказал он гиганту, — причем довольно грубо.
