Я ехал в колеснице, отлитой из бронзы и серебра. Узоры, украшавшие ее, напоминали орнаменты на доспехах ночного посетителя. Четыре громадные, обитые железом колеса стояли на лыжах, сделанных из полированного черного дерева. В колесницу были впряжены четыре странных существа, и они тащили ее по льду. Эти звери представляли собой разновидность тех белых медведей, которые существовали в мире Джона Дакера - но эти были крупнее, а ноги их были длиннее. Они бежали вприпрыжку, но невероятно быстро.
Выпрямившись, я стоял в колеснице с поводьями в руках. Прямо передо мной находился сундук, изготовленный специально для этой колесницы. Сделанный из какого-то тяжелого дерева, он был окован серебром, а углы укреплены железными полосками. Массивный замок висел на нем, в центре крышки располагалась ручка, а поверхность украшали черные, синие и коричневые изображения драконов, воинов, деревьев и цветов, сделанные из эмали. Вокруг замка были выбиты незнакомые буквы, и я был очень удивлен, когда без труда смог прочитать их: "Это сундук графа Урлика Скарсола, лорда Башни Мороза".
Справа от сундука к одному из боков колесницы были припаяны три тяжелых кольца, в которых лежало копье, сделанное из сплава меди и серебра, футов семи длиной, с огромным наконечником из мерцающего железа, покрытым острыми шипами. На другой стороне колесницы тоже лежало какое-то оружие с длинной рукоятью и громадным, как у секиры, лезвием. Оружие украшал тот же орнамент, который был и на сундуке.
Я ощупал свой пояс. На нем висели пустые ножны, без меча, а на правом бедре - ключ. Отцепив ключ от пояса, некоторое время с любопытством рассматривал его, а затем, нагнувшись и с трудом удерживая равновесие, поскольку колесница катила по неровному льду, вставил ключ в замок и открыл сундук, ожидая увидеть меч.
Но меча там не оказалось. В сундуке были продукты, запасная одежда и другие вещи, которые обычно люди берут с собой в дальнюю дорогу.
Грустно улыбнулся, поняв, что это я отправился в дальнюю дорогу. Захлопнув сундук, закрыл его на замок и повесил ключ обратно на пояс.
Лишь теперь обратил внимание на то, как я одет. На мне был тяжелый, весь в узорах металлический панцирь, широченный плащ из грубой шерсти, кожаный камзол, брюки из лакированной кожи, наколенники с такими же узорами, как на панцире, и сапоги, очевидно, из того же материала, что и плащ. На голове несуразный металлический шлем, пальцами нащупал украшавшие его змеевидные узоры.
С нарастающим ужасом потрогал лицо. Оно было прежним, но над верхней губой обнаружил густые усы, а на подбородке - небольшую колючую бороду.
Рассматривая содержимое сундука, заметил в нем небольшое зеркало. Снова отперев замок, перерыл весь сундук, пока, наконец, не нашел это зеркало, которое оказалось сделанным не из стекла, а из тщательно отполированного серебра. Слегка поколебавшись, взглянул в него. На меня смотрело лицо призрака, приходившего ночью.
Этим призраком был теперь я.
Охваченный недобрым предчувствием, бросил зеркало обратно в сундук и с грохотом захлопнул крышку. Рука сама потянулась к копью, мне неудержимо захотелось сломать его.
Я оказался здесь, среди тусклых льдов под темнеющим небом, один, оторванный от любимой женщины, от мира, в котором был свободен и спокоен. Я казался себе безумным, который, будучи в полной уверенности, что излечился, вдруг обнаруживает себя вновь буйно помешанным.
Я закричал, но крик утонул во льдах. Погрозил кулаком тусклому, красному, далекому шару - солнцу этого мира.
А белые медведи вприпрыжку бежали по белой пустыне, унося в неведомый край, назначенный мне судьбой.
- Эрмижад! - кричал я. - Эрмижад!
Как я хотел, чтобы она услышала меня, чтобы позвала, как позвал тот голос...
Но угрюмо молчало темное небо, молчали мрачные льды, и солнце смотрело на меня взглядом очень старого дряхлого человека, не понимающего, что происходит.
Дальше и дальше бежали неутомимые медведи; дальше и дальше, сквозь вечные льды, сквозь вечные сумерки. Дальше и дальше... А я плакал, стонал, вопил и, наконец, утих, окаменел, словно тоже был изваян из льда.
На какое-то время придется покориться судьбе, чтобы выяснить, куда же везут меня медведи, а потом любой ценой вернуться в мир элдренов и обрести вновь мою Эрмижад.
Хоть надежда на это была слабой, я всей душой ухватился за нее. Ничего другого не оставалось. Но где искать Эрмижад во Вселенной - в великом множестве альтернативных миров, если теория элдренов была верной, я не имел представления. Где находится мир, в который попал? Он может быть и одним из Призрачных Миров, и любой другой планетой, отделенной от мира элдренов Вечностью.
Но теперь я опять был Вечным Победителем, готовым без колебаний вступить в бой за угнетенный и обманутый народ, как когда-то сражался за народ короля Ригеноса.
Почему выбор пал именно на меня? Почему мне не суждено познать покой?
И снова пришла мысль, что, может быть, в каком-то из воплощений я совершил какое-то космическое преступление, столь ужасное, что теперь обречен на бесконечные скитания по Вечности. Но что это было за преступление, за которое назначена такая страшная кара, не знал.
Стало еще холоднее. Я вытащил из сундука рукавицы, надел их, закутался поплотнее в плащ и, усевшись на сундук, с поводьями в руках задремал, надеясь, что сон хоть немного поможет моему раненому сознанию.
Я ехал по бесконечным льдам. Тысячи миль льда. Неужели этот мир настолько стар, что в нем нет ничего, кроме льда?
Но я надеялся, что скоро хоть что-нибудь узнаю.
2. ГОРОД ИЗ ОБСИДИАНА
Через бескрайние льды под тусклым солнцем я мчался в колеснице из бронзы и серебра. Иногда длинноногие белые медведи бежали медленнее, но не останавливались, словно их, как и меня, влекла вперед какая-то неведомая сила, противостоять которой они не могли. Изредка на небе появлялись ржавые облака - медленно плывущие корабли в бледно-голубом море, но не было ни единого ориентира, по которому можно было бы определить время: солнце словно остановилось, а созвездия, поблескивающие позади него, были мне неизвестны. Казалось, планета прекратила вращение, а если и двигается, то настолько медленно, что этого нельзя заметить невооруженным глазом. Ландшафт вполне соответствовал моему настроению.
Но вскоре я заметил нечто вносящее разнообразие в монотонность унылого пейзажа. Сначала мне показалось, что это неподвижные низкие облака, но, подъехав поближе, увидел темные очертания гор, выросших посреди ледяной равнины. Неужели горы тоже изо льда? А может быть, это скалы, а значит, все-таки не вся планета покрыта льдом?
Никогда я не видел таких изрезанных скал и, разочарованный, подумал, что все же это ледяные горы, над которыми потрудились время и ветер.
