Ознакомительная версия.
Я толкнул двери из темного стекла с надписью «Созвездье», и внутри звякнул колокольчик. Мне очень нравятся эти колокольчики у входа. У них такой нежный и приятный звук! Я улыбнулся и, спустившись по лестнице, вошел в зал. Полумрак, тишина, клубы табачного дыма вокруг столов.
Кажется, это последний бар в городе, где можно курить в зале. В остальных либо запрещено вообще, либо выделены специальные комнаты-курилки. Но тут — можно.
Я подошел к стойке и поздоровался с барменом.
Тот по-приятельски кивнул мне в ответ. Я заказал пиво — свой любимый огнетушитель и сигару Пофорсим сегодня. Заняв свободный столик, сделал первый большой глоток. Потом, поставив кружку на стол, раскурил сигару и откинулся на спинку деревянного стула.
Где-то я слышал, что чем больше человек думает, размышляет, тем больше у него неприятностей.
По-моему, так оно и есть. Но как можно вовсе не думать? Можно отвлечься, забыться, но только на время. Делать какую-нибудь грубую механическую работу. Заниматься спортом. Выпивать. Смотреть идиотское видео. Но они все равно возвращаются.
Мысли. Думы. Терзания. Как плохо быть сенсетивом. Чувствующим… Порой мне кажется, что я бы дорого дал за то, чтобы стать обычным человеком. Работягой, который, отпахав день, покупает пиво, приходит домой, съедает свой ужин и тупо смотрит вечерние боевики и ночные страшилки. Он сидит на диване в стоптанных тапках, наливается пивом и ни о чем не думает. И он счастлив! Разумеется, на свой манер. Но я уже не могу измениться. Не сумею стать другим. Да и захочу ли?..
Поморщившись, я постарался выбросить из головы эти мысли. Допив пиво, я кивнул официанту и поднял пустую кружку. Что означало — повторить… Стряхнув с новой порции хлопья белого пепла, я откинулся и осмотрел зал.
Некоторых посетителей я узнал — встречался с ними на записях, но близко знаком не был. Вот эту компанию тоже знаю. Веселые ребята, обычно работают в молодежных комедиях. Один из них поймал мой взгляд и, улыбнувшись, поднял кружку.
Я повторил его жест… Интересно, а какие мысли у них? Быть вечным шутом тоже нелегко.
— Можно с вами?
Я удивленно обернулся. Завсегдатаи этого бара обычно садились по одному, и каждый такой столик считался занятым, если в зале оставапись свободные. А таковые были. Значит, ищет компанию. Я всмотрелся в незнакомца. Высокий человек в строгом костюме, лица в темноте не разобрать. Неужели обычный парень, не сенсетив?
— Да, конечно, — растерянно сказал я.
Мужчина кивнул и уселся на свободный стул. Ого!
Да это черный парень. Афро-европеец, как принято говорить. На вид ему за тридцать. Впрочем, аккуратная черная бородка делала его старше.
Подавив любопытство, я отвернулся. Тем временем официант принес моему соседу пиво. Опорожнив полкружки, незнакомец развернулся на стуле, оглядывая зал. Невольно скосив таза, я заметил характерную выпуклость под пиджаком. «Вампир».
Э, да это свой! Неожиданно он обернулся и посмотрел на меня.
— Ник. Меня зовут Ник, — сказал он.
— Генрих, — представился я.
— Твое здоровье, Генрих! — Только тут я заметил, что мой новый знакомый был навеселе.
— Твое здоровье, Ник. — Мы оба приложились к кружкам.
— Как жизнь, брат? — спросил Ник. Он тоже заметил «вампира» у меня под пиджаком.
— Идет понемногу, — отозвался я. Почему бы не поговорить с человеком? Мы не такие буки, как считают газетные писаки. Просто одиночество мы предпочитаем.
— Это хорошо. — Ник сделал паузу и вдруг спросил: — Послушай, парень, а тебе никогда не хотелось снять шлем?
— Что? — удивился я.
— Содрать с головы эту пакостную железку, чтобы вынырнуть из этой долбанной жизни?
Тут я его узнал. Он так эмоционально выругался, что я его почувствовал. Это был Николай О'Нил.
Сын русской эмигрантки и чернокожего ирландца.
(Да, и такое бывает!) Довольно известный актер.
В основном занят в боевиках, в которых очень мало крови. Я никогда его не видел раньше, но смотрел несколько фильмов, где он работал с главным персонажем.
— Нет, Николай, — я покачал головой, — эта жизнь не настолько погана.
— Мы знакомы?
— Нет. Но я просмотрел пару твоих работ.
— Узнал, значит, — О'Нил махнул официанту. — Тебе какого?
— На твой вкус, — отозвался я. Отказаться — значит обидеть… Ник О'Нил быстро хмелел.
— Посмотри кругом, — говорил он, обводя рукой зал, — на самом деле ты лежишь сейчас привязанный к креслу, а проклятые режиссеры сосут из тебя твои чувства.
— Ник, у тебя был трудный день?
— Нет, у меня чертовски трудная вся жизнь.
Он достал из кармана пачку «данхилла» и закурил.
Я молчал. Пусть человек выговорится. Сейчас он даже не слушает то, что я отвечаю. Он живет в своем мире. Такое бывает и со мной.
— …А ведь эта траханная жизнь на самом деле просто фильм. Представь парень, что сейчас раздастся крик: «Запись»! И с тебя сдерут шлем.
И окажется, что ты давно псих, лежишь в дурдоме, а режиссеры делают запись твоих последних впечатлений.
— Брось, Ник, это не запись. Она такой чистой не бывает, — попытался отшутиться я. Николай засмеялся.
— Брат, не думай, что я сошел с ума. Не надо меня жалеть. Просто и тебе однажды очень захочется снять шлем. И оказаться зрителем, а не актером. Чтобы у тебя была совсем другая жизнь.
А шлем можно было в любой момент откинуть в сторону У меня защемило сердце. Черт! Вот поэтому мы и стараемся не общаться с себе подобными. Каждому вполне хватает своих проблем. Слушать о чужих — перебор.
Я поднялся, не допив пиво, бросил на стол купюру — Извини Ник, мне пора. Удачи.
И, не дожидаясь ответа, направился к выходу — И тебе, брат, — донеслось мне в спину. — Помни о проклятом шлеме!
Я взбежал по лестнице, распахнул двери и шагнул на улицу Идиот! Этого следовало ожидать. Надо было пойти в ночной клуб и снять шлюху. А не изображать из себя звезду мнемозаписей.
До дома я решил пройтись пешком… Я шел по улице, разглядывая витрины. Пару раз ловил на себе взгляды девушек. Ну, значит, не все потеряно. Можно еще жить, не думая о главном шлеме — шлеме жизни. Так. Хватит. Вот уже и название подобрал. Не будем об этом. Лучше о девушках… Завтра потрясу Ричи — пусть сводит меня в ночной клуб. Причем на свои деньги, ведь это была его идея, не так ли?
Когда я добрался до дома, уже стемнело. Мягкий свет неоновых ламп, вмонтированных в бортик тротуара, превращал ночь в сумерки. Я нырнул в арку и направился к подъезду. Наверное, консьерж отчитает меня за столь позднее возращение. Я улыбнулся. Луи был моим поклонником. Он всегда осведомлялся о моем здоровье и творческих планах. Причем выражал искреннюю озабоченность, а не просто спрашивал из вежливости. А может, ему льстило, что в его подъезде живет сенсетив.
Ознакомительная версия.
