Но теперь смертельный страх меня гнетет; ибо я слишком ясно вижу, что эти возражения - такие неосновательные - такие пустые... Я дрожу при мысли, не служат ли они лишь к тому, чтобы замаскировать другие, более действительные, и которые вы колеблетесь - может быть, из сострадания сообщить мне.
Увы! Я слишком ясно вижу, кроме того, что ни разу еще, ни при каком случае, вы не позволили себе сказать, что вы любите меня. Вы знаете, нежная Елена, что с моей стороны есть непобедимое основание, возбраняющее мне настаивать на моей любви к вам. Если бы я не был беден - если б мои недавние ошибки и безудержные излишества не принизили меня справедливо в уважении благих - если бы я был богат или мог предложить вам светские почести - о, тогда - тогда - с какой гордостью стал бы я упорствовать - вести тяжбу с вами из-за вашей любви...
О, Елена! Моя душа! - Что говорил я вам? - К какому безумию понуждал я вас? - Я, который ничто для вас - вы, у которой есть мать и сестра, чтобы озарять их вашей жизнью и любовью. Но - о, любимая! если я кажусь себялюбивым, поверьте же, что я истинно, истинно люблю вас, и что это самая духовная любовь, о которой я говорю, если даже я говорю о ней из глубин самого страстного сердца. Подумайте - о, подумайте обо мне, Елена, и о самой себе...
Я бы стал заботиться о вас - нежить вас - убаюкивать. Вы бы отдохнули от заботы - от всех мирских треволнений. Вы бы стали поправляться, и вы были бы в конце совсем здоровы. А если бы нет, Елена - если б вы умерли - тогда, по крайней мере, я сжал бы ваши милые руки в смерти, и охотно - о, радостно - радостно снизошел бы с вами в ночь могилы.
Напишите мне скоро - скоро - о, скоро! - но не много. Не утомляйтесь и не волнуйтесь из-за меня. Скажите мне эти желанные слова, которые обратят Землю в Небо.
[Подписи нет]
ЭДГАР ПО К ЕЛЕНЕ УИТМАН
18 октября, 1848
Вы не любите меня, иначе вы бы ощущали слишком полно в сочувствии с впечатлительностью моей природы, чтобы так ранить меня этими страшными строками вашего письма:
"Как часто я слышала, что о вас говорили: "Он имеет большую умственную силу, но у него нет принципов - нет морального чувства"".
Возможно ли, чтобы такие выражения, как эти, могли быть повторены мне мне - тою, кого я любил - о, кого я люблю!..
Именем Бога, что царит на Небесах, я клянусь вам, что душа моя не способна на бесчестие - что за исключением случайных безумий и излишеств, о которых я горько сожалею, но в которые я был вброшен нестерпимою скорбью и которые каждый час совершаются другими, не привлекая ничьего внимания - я не могу вспомнить ни одного поступка в моей жизни, который вызвал бы краску на моих щеках - или на ваших. Если я заблуждался вообще в этом отношении, это было на той стороне, что зовется людьми дон-кихотским чувством чести рыцарства. Предаваться этому чувству было истинной усладой моей жизни. Во имя такого-то роскошества в ранней юности я сознательно отбросил от себя большое состояние, только б не снести пустой обиды. О, как глубока моя любовь к вам, раз она меня понуждает к этим разговорам о самом себе, за которые вы неизбежно будете презирать меня!..
Почти целых три года я был болен, беден, жил вне людского общества; и это таким-то образом, как с мучением я вижу теперь, я дал повод моим врагам клеветать на меня келейно, без моего ведения об этом, то есть безнаказанно. Хотя многое могло (и, как я теперь вижу, должно было) быть сказано в мое осуждение во время моей отъединенности, те немногие, однако же, которые, зная меня хорошо, были неизменно моими друзьями, не позволили, чтобы что-нибудь из этого достигло моих ушей - кроме одного случая, такого свойства, что я мог воззвать к суду для восстановления справедливости.
Я ответил на обвинение сполна в печатном органе - начав потом преследование журнала Mirror, Зеркало (где появилась эта клевета), получил приговор в мою пользу и нагромоздил такое количество пеней, что на время совсем прекратил этот журнал. И вы спрашиваете меня, почему люди так дурно судят обо мне - почему у меня есть враги. Если ваше знание моего характера и моего жизненного поприща не дает вам ответа на вопрос, по крайней мере мне не надлежит внушать ответ. Да будет довольно сказать, что у меня была смелость остаться бедным, дабы я мог сохранить мою независимость - что, несмотря на это, в литературе, до известной степени и в других отношениях, я "имел успех" - что я был критиком - без оговорок честным, и несомненно, во многих случаях, суровым - что я единообразно нападал - когда я нападал вообще - на тех, которые стояли наиболее высоко во власти и влиянии, и что в литературе ли, или в обществе, я редко воздерживался от выражения, прямо или косвенно, полного презрении, которое внушают мне притязания невежества, наглости и глупости. И вы, зная все это - вы спрашиваете меня, почему у меня есть враги. О, у меня есть сто друзей на каждого отдельного врага, но никогда не приходило вам в голову, что вы не живете среди моих друзей?
Если бы вы читали мои критические статьи вообще, вы бы увидели, почему все те, кого вы знаете наилучше, знают меня наименьше, и суть мои враги. Не помните ли вы, с каким глубоким вздохом я сказал вам: "Тяжело мое сердце, потому что я вижу, что ваши друзья не мои"?..
Но жестокая фраза в вашем письме не ранила бы, не могла бы так глубоко меня ранить, если бы душа моя была сперва сделана сильной теми уверениями в вашей любви, о которых так безумно - так напрасно - и я чувствую теперь, так притязательно - я умолял. Что наши души суть одно, каждая строчка, которую вы когда-нибудь написали, это утверждает - но наши сердца не бьются в согласии.
То, что разные люди, в вашем присутствии, объявили, что у меня нет чести, взывает неудержимо к одному инстинкту моей природы - к инстинкту, который, я чувствую, есть честь предоставить бесчестным говорить, что они могут, и запрещает мне, при таких обстоятельствах, оскорблять вас моей любовью...
Простите меня, любимая и единственно любимая, Елена, если есть горечь в моем тоне. По отношению к вам в душе моей нет места ни для какого другого чувства, кроме поклонения. Я только Судьбу виню. Это моя собственная несчастная природа...
[Подписи нет]
ЭДГАР ПО К ЕЛЕНЕ УИТМАН
[Без даты]
Милая - милая Елена, - я никуда не приглашен, но мне очень нездоровится - настолько, что должен, если возможно, отправиться домой - но если вы скажете "Останьтесь", я попытаюсь и сделаю так. Если вы не можете меня видеть - напишите мне одно слово, чтобы сказать, что вы любите меня, и что, при всяких обстоятельствах, вы будете моей.
Вспомните, что этих желанных слов вы никогда еще не сказали - и, несмотря на это, я не упрекал вас. Если вы можете меня увидеть хотя бы на несколько мгновений, сделайте так - если же нет, напишите или пошлите какую-нибудь весточку, которая обрадует меня.
