Роман Солнцев - Улыбка за стеклом

Правда, партия требовала у скульптора, чтобы он мужские причиндалы убрал или хотя бы уменьшил. Но даже слегка уменьшенные они производили грандиозное впечатление на посетителей мастерской, особенно на дам, посмевших зайти под колени гипсовой фигуры.

Помнится, у Бараева там была и постель для особо дорогих гостей. И ходил анекдот, как некий поэт из Москвы, оставшийся ночевать с провинциалкой в этом темном грозном месте, так до утра и промаялся, не сумев прийти в любвеобильное лоно, ибо размеры некоторых частей тела, висящие над головой, совершенно подавили его впечатлительную поэтическую душу...

И помнилось, когда Самохин с Нелей остались у Бараева ночевать, скульптор предложил им без улыбки на выбор эту постель и диван под осыпавшейся фреской - сам он угрюмо шел домой. И хохочущий Самохин выбрал и в первую, и во вторую ночь место именно под коленями гиганта. Зачем он это сделал? Боялся, что перед пристальными глазами Нели затрепещет и ослабеет, но в таком случае можно будет, пересказывая в который раз историю с поэтом, намекнуть на то, что и у него самого душа ранима? Но слишком он ее любил, чтобы отвлекаться на всякие посторонние картины. Только вот утром, в день отлета Нели, когда она еще спала или притворялась, что спит, прижавшись всем голым телом к Самохину, когда в древнем витраже разгорались красные и синие обломки неба, а вдоль картонных отгородок шуршали мышки, а может, и крысы, Самохин подумал про каменное мясо, нависшее над ним: "Да, были великаны... а я - дерьмо под ними."

Самохин потоптался посреди мастерской.

- Может, выпьем по случаю переезда?

- У меня есть. Я не бедный. - Бараев налил в захватанный граненый стакан водки. А когда Самохин выцедил гнусную жидкость, грубовато спросил:

- Ты чего пришел?

Самохин и не знал, что сказать. Ляпнул первое, что пришло на ум:

- Костя... можешь мне слепить ее головку?

- Нет. - Также выпив водки, Бараев добавил равнодушно. - Я разбил форму.

- А дорого стоит тот манекен?

- У тебя нет таких денег. Да и зачем? Плюнь. Она давным-давно во Франции.

- Где?!

Бараев потянул Самохину кусок черствого бурого хлеба и жуя то под правой, то под левой скулой, пояснил:

- Помнишь, был такой Олег Дударь? Из ТЮЗа. Еще танцевал классно... хохотун... любил натереться бронзовой краской и в любой компании раздевался до пояса... Очень ей понравился. Он и увез ее. Теперь там какие-то балеты ставит... - И отвечая на молчаливый крик Самохина, добавил. - А познакомились... она же еще раз прилетала, когда ты в тайге был... Побегала по городу, пришла сюда. А тут он. Подонок! Рассказал, что ты женат... что у тебя трое детей...

"У меня лишь дочь... Зачем так?!" - хотел было оправдаться перед далекой Нелей Самохин, но только склонил голову.

- Они у меня и ночевали... под богатырем... - Хмыкнув, Бараев швырнул остатком хлеба в форточку. - А после этого все годы здесь у меня собака спала... но тоже недавно околела... Травили крыс, что-то съела, дурочка. Ну, пошли?

И они вышли из мастерской на морозный ветер. У Самохина темнело в глазах.

"Возьму сейчас камень и сквозь стекло разобью ее, - подумал он. - Ну, посадят ненадолго. А чинить Костя уж точно не будет. Ему самому эти воспоминания мучительны."

Но расставшись с Бараевым, он пошел вовсе не на центральную улицу, а в другую сторону - подальше от каменной красавицы. Если она с этим неведомым лживым Олегом живет во Франции, она, конечно, счастлива. Ну и забудь ее. И сам живи дальше.

И он пошел прочь. И говорят, какое-то время еще жил дальше...