Снова он слышал завывание бури и видел сверкание мириад звезд на марсианском ночном небе. Съежившись под одеялом, Эндрю ощутил, что невидимый пришелец в его мозгу как-бы отдалился и давление на сознание несколько ослабело. Теперь Эндрю мог задавать вопросы; мысли Камеллина перетекали к нему и смешивались с его мыслями, но в конце концов Эндрю научился разделять их.
«Кто ты? Я был прав? Ты — марсианский бестелесный разум?»
«Нет, не бестелесный. Тела у нас есть, а точнее — мы обитаем в телах. Но наше сознание и тело отделены. Кроме нас, никто не способен соединить их в единое целое. Когда одно тело умирает, мы переносимся в другое, тело новорожденного организма.»
Судорога ужаса сдавила горло Эндрю, по телу поползли мурашки:
«Так ты намерен…»
«Нет, мне не нужно твое тело. У тебя…» — Камеллин тщательно подбирал слова, — «…зрелая индивидуальность и развитое самосознание. Я мог бы разрушить твой мозг, если бы попытался войти в симбиоз с твоим телом.» — В его мысли проникло чувство отвращения. — «Однако это было бы безнравственно.»
«Надеюсь, благородство присуще всем твоим соплеменникам. Объясни, что произошло с другими людьми, посланными сюда?»
Он ощутил темную волну гнева, сожаления и отчаяния, затопившую его мозг.
«Существа моей расы сошли с ума — и я не смог удержать их. Они оказались неустойчивыми, вы бы сказали — потеряли рассудок. Временной интервал оказался слишком велик. Мне не удалось предотвратить убийств и смертей, когда они вселились в людские тела.»
«Если бы я сумел объяснить все Риду…»
«Бесполезно. Однажды я пытался совершить нечто подобное. Я попробовал, очень осторожно, соприкоснуться с молодым разумом, который казался достаточно восприимчивым. Он не потерял рассудок и вдвоем мы попытались объяснить капитану Кингслендеру, что приключилось с остальными. Но капитан пребывал в уверенности, что все сказанное — лишь проявление душевной болезни, и когда юношу застрелили, мне пришлось снова рассеяться. Я пробовал непосредственно проникнуть в мозг капитана Кингслендера, но тот решил, что ходит с ума — и сам помешался от страха.»
Эндрю вздрогнул. «Боже мой!» — прошептал он. — «Что же нам делать?»
«Я не знаю. Я покину тебя, как только ты этого пожелаешь. Наша раса угасает. Через несколько лет мы совсем исчезнем и наша планета станет для вас безопасной.»
«Нет, Камеллин!» — протест Эндрю был искренним. — «Может быть, действуя сообща, мы найдем способы убедить остальных.»
Чужой, казалось, колебался.
«Если бы ты согласился на время разделить свое тело со мною… Я понимаю, что это не слишком удобно, и в совместном владении телом мало приятного. Но без твоего позволения я не сделаю этого.»
Камеллин, казалось, размышлял над тем, что они настолько чужды друг другу, что Эндрю не способен ясно воспринимать его мысли. Щепетильная честность Камеллина вызывала у Эндрю доверие к чужаку.
«Так что же случилось с вашей расой?» — спросил он.
Он лежал, дрожа, закутавшись в одеяло, и в его мозгу разворачивались картины прошлого. Раса Камеллина, как он понял, была гуманоидной — когда он подумал об этом, то почувствовал удивление Камеллина. «Скорее, ваша раса — марсианоидная.» Да, это они воздвигли город, который земляне назвали Ксанаду, он был их техническим достижением, способным противостоять действию времени. «Возведен он был в надежде, что однажды мы сможем вернуться и освободить его из песчаного плена.» — Голос в мозгу Эндрю стал тише. — «Это последнее, что осталось от нашей угасшей цивилизации.»
«Как вы называете этот город?»
Камеллин попытался выразить фонетический эквивалент и с губ Эндрю сорвалось странное слово «Шиин-ла Махари», с протяжными гласными. «А что это означает?»
«Город Махари. Махари — меньшая из лун.» Эндрю обнаружил, что его взгляд направлен на спутник Марса, который на Земле называют Деймос. «Шиин-ла Махари», — повторил он. Теперь он никогда не назовет его Ксанаду.
Камеллин продолжал свой рассказ.
Раса хозяев планеты, как выяснил Эндрю, была расой долгожителей, очень выносливых созданий, хотя они и не были бессмертными. Их тело и мозг существовали в симбиозе. После смерти тела сознание просто переносилось в новорожденную особь, в ходе этого переноса память почти не страдала и по этой причине сознание каждой личности могло сохраняться невероятно долго.
Их культура была незатейливой и высоконравственной, этические и философские воззрения взаимно дополняли друг друга. Их цивилизация не была технологической. Ксанаду был практически единственным техническим достижением, последней отчаянной попыткой угасающей расы противостоять растущей суровости планеты, в тисках периодически наступавших ледниковых эпох. Они должны были пережить очередные суровые времена, но их внезапно поразило опасное вирусное заболевание, которое привело также к падежу животных, употреблявшихся ими в пищу. Множество разумов рассеялось из-за того, что для них не нашлось подходящих тел, в которые можно было бы перенестись.
Много времени затратил Камеллин, чтобы объяснить Эндрю суть следующего этапа истории марсиан. Его род мог поселиться в теле любого животного или даже растения. Однако у них был очень ограниченный выбор. Из животных эпидемию и ледниковый период пережили лишь песчаные мыши и почти совсем лишенные мозгов баньши; и те и другие были низкоорганизованными существами с настолько неразвитой нервной системой, что даже энергии разума расы Камеллина оказалось недостаточно для того, чтобы дать им толчок к эволюции. Камеллин пояснил, что это вроде мозга гения, заключенного в теле парализованного — тело не подчинялось приказам, исходившим от мозга.
Некоторые из рода Камеллина все же, отчаявшись, делали попытки переселения. Но после того, как их сознание побывало в нескольких поколениях животных, они деградировали и практически полностью потеряли способность мыслить и поддерживать существование в тех телесных формах, к которым они прикрепились. Камеллин полагал, что некоторые его соплеменники все еще обитают в телах баньши, переносясь из одного животного в другое благодаря силе инстинкта, все еще управляющего ими, однако они безнадежно деградировали после многих поколений бессмысленного животного существования.
В конце концов несколько оставшихся разумными соплеменников решили переселиться в колючий кустарник spinosa martis. Это оказалось вполне осуществимо, но в этом решении таились и недостатки — в растительном существовании приходилось жертвовать мышлением.
В марсианской ночи Эндрю содрогался от мыслей Камеллина:
«Бессмертие — но без надежды. Бесконечный сон без сновидений. Мы жили в вечной дремоте, в темноте, под ветрами. Мы просто ждали — и забывали все, что знали раньше. Сперва мы надеялись, что однажды в наш мир придет новая разумная раса. Но эволюция на нашей планете завершилась, остановившись на баньши и песчаной мыши. Эти виды отлично приспособились к условиям на планете и у них отсутствовала борьба за выживание: по этой причине они не эволюционировали и не изменялись. Когда прилетели земляне, у нас появилась надежда. Вопрос был даже не в том, чтобы захватить их тела. Мы искали у них помощи. Но мы были слишком нетерпеливы, и в итоге многие из нас погибли вместе с людьми.»
