— А именно?
— Каким образом в книге оказалось мое изображение? Лейтенант нахмурился.
— Это не ваше изображение.
— А чье?
— Не ваше. Вероятно, того, кто описан в романе, Какого-нибудь героя!
— А вы раскройте книгу и посмотрите.
Лейтенант стал листать, но рисунка не было. Он куда-то исчез.
Да, теперь я не сомневался, что он исчез. Я чувствовал это по себе. У меня было такое чувство, что ищут не мое изображение, а меня самого.
— Что за ерунда, — сказал тихо дежурный. — Ведь оно же было, это изображение, или его не было?
Лицо его вдруг стало утомленным, словно после бессонной ночи.
— Вам все-таки надлежит, — сказал он, сердито отчеканивая каждое слово, удостоверить свою личность.
— Позвоните в институт, где я работаю.
— Успею. А вы мне объясните, зачем вы присвоили чужую кни-гу, а сейчас пытаетесь присвоить чужое изображение? За героя романа себя выдать хотите?
— Но роман ведь фантастический, — сказал я.
Лейтенант усмехнулся.
— Даже очень фантастический. Больше чем надо. Но объяснение найти я все-таки должен. Наличие, а потом исчезновение рисунка. Это раз. Почему вы, хорошо обеспеченный человек, соблазнились удешевленной книгой? Это два. Почему уклоняетесь от прямых ответов и хотите спрятать себя в этот роман? Это три.
— Не я хочу спрятать себя в эту книгу, а кто-то…
— А кто именно? Прошу уточнить.
— Диккенс.
— Диккенс? Допускаю. Рассказывайте все по порядку.
Я терпеливо и не вдаваясь в излишние подробности, рассказал все, что со мной было, начиная со знакомства со странным продавцом и кончая встречей с покупательницей-старушкой.
— Допускаю и это, — сказал дежурный. — Но зачем было вырывать из чужих рук не, принадлежащую вам вещь? Знаете, как это называется?
— Знаю.
Он снова стал листать книгу. Листал медленно, сосредоточенно, подолгу держа и рассматривая каждый перевернутый лист. Я смотрел на его пальцы с надеждой, что рисунок вернется на свое место. Дежурный перевернул последнюю страницу и громко вздохнул.
— Путаница. Беспорядочек. Ничего нельзя объяснить ни начальнику, ни даже себе самому.
Я вспомнил содержание книги и подумал: дежурный милиционер — это представитель земной логики, которая сейчас в тупике перед загадочным феноменом.
Лейтенант, словно угадав мою мысль, спросил:
— Вы знаете содержание книги?
— Знаком, — ответил я. — Эта книга своего рода экзамен.
— Всякая книга-экзамен. Если, конечно, она идейная и ставит воспитательную цель.
— У этой книги цель особая, — сказал я.
— Какая?
— Провалить на экзамене вас, меня и все человечество.
Дежурный рассмеялся.
— Это вы, наверное, ставите всем одни двойки. А книга добрая. Злую книгу не пропустит редактор.
— Злые книги тоже нужны.
— Смотря кому. Нарушителям порядка? Вернемся к делу. Не убедили вы меня.
— Перелистайте и убедитесь.
— Нет времени читать. Не имею права. Я на работе.
— Интересно, — сказал я, — есть ли там та иллюстрация?
— Какая иллюстрация?
— Ну та, которая только что была здесь и вдруг исчезла.
Лейтенант посмотрел на меня, и лицо его снова стало усталым и подозрительным.
— В конечном счете я начинаю сомневаться, что она была.
— А что я здесь, вы еще не сомневаетесь?
— Пока не сомневаюсь.
Он снова стал перелистывать книгу. Вдруг радостное изумление мелькнуло на его лице.
— Смотрите! Нашлась. Вот она, на месте! И он показал мне иллюстрацию.
— Страницы слиплись. Вот и вся загадка.
Лейтенант был очень доволен, словно уже распутал дело. Я тоже был рад, что рисунок нашелся. Правда, у меня не было уверенности, что он опять не исчезнет. Дежурный тоже, по-видимому, этого опасался и теперь уже не закрывал книгу, держа на раскрытой странице тяжелую ладонь. Он внимательно рассматривал изображение, сличая его со мной.
— Сходство, конечно, есть, — сказал он, — но это несущественно. Художнику понравилась ваша физиономия, и он срисовал вас украдкой, а потом использовал набросок, иллюстрируя это произведение. Так или не так?
Его мысль ему явно понравилась своей строгой логичностью и последовательностью, и, хотя меня она не убедила, я не стал возражать.
— Ну, что ж, — сказал лейтенант, — подведем итоги. Вряд ли такого крупного ученого можно заподозрить в злом умысле. Можете идти. Книжку я оставлю у себя на гот случай, если за ней придет потерпевшая.
Он улыбнулся, все еще не спуская ладони с раскрытого листа, словно боясь, что рисунок снова исчезнет.
— Идите домой. И не повторяйте поступков, которые трудно объяснить. Поймите и наше положение.
Придя домой, я взял с полки книгу, чтобы узнать, на месте ли рисунок. Я с нетерпением раскрыл тот самый экземпляр, который приобрел на лекции Черноморцева-Островитянина. Рисунок был на месте.
Со страницы смотрело на меня мое изображение, загадочным образом попавшее в роман, повествующий о далекой планете Ин.
Лейтенант милиции выдвинул интересную гипотезу, чтобы объяснить, как мое изображение оказалось в чужой книге. Опираясь на свою безукоризненно последовательную логику, он пришел к выводу, что художник, иллюстрировавший роман, где-то незаметно для меня набросал мое лицо и фигуру в альбом для зарисовок, а затем коварно воспользовался этим рисунком в своей работе над оформлением книги, выполняя поручение издательства.
Трезвый ум сотрудника милиции пытался очистить пока еще загадочный факт от всего сомнительного, противоречившего той логике, которую создало человечество почти за миллион лет своего существования. И мне очень хотелось положиться на трезвость и строгую последовательность лейтенанта, избавив себя от всяких сомнений и тревог.
Но ведь я не был до конца откровенен с дежурным. Я не рассказал ему, какие дерзкие идеи выдвигал Черноморцев-Острови-тянин, и о том, что я непонятным образом обнаружил себя привлеченным им для доказательства этих идей то на экране телевизора, то на страницах книги, только что изданной, но почему-то оказавшейся уже уцененной. Всего этого не знал лейтенант, рассуждавший трезво, здраво, с завидной последовательностью и не старавшийся быть педантично-мелочным в исполнении закона. Он отпустил меня домой, когда с помощью логики расставил все на свои места.
Да, он расставил все на свои места, но меня это не успокоило. Смутное тревожное чувство заставило меня мысленно глядеть в одну точку. Ведь кто-то неизвестный, состоящий в явном противоречии со здравым смыслом, играл со мной посредством загадочного рисунка в книге, которая лежала сейчас открытой на моем письменном столе.
