— Сегодня на рассвете, вопреки всем прогнозам погоды, над Черным морем пронеслась сильнейшая грозовая буря, сопровождаемая невиданными электрическими разрядами и обилием шаровых молний. Шаровая молния — явление очень редкое, но в данном случае молнии наблюдались в исключительно большом количестве. Некоторые из них даже достигли Крымского полуострова и рассыпались искрами на набережной Ялты. Центр наибольшей деятельности атмосферного электричества наблюдался в 50 километрах от Ялты.
Громовой шквал налетел внезапно и внезапно утих. И море осталось таким же спокойным, каким было до начала грозы.
Рыбаки колхоза «Красный Крым» в месте предполагаемого центра бури заметили одинокую лодку. Приблизившись, они увидели неподвижно лежащую в ней девушку. Девушка в бессознательном состоянии отправлена в госпиталь. Ее личность пока не установлена. Интересно отметить, что лодка сделана из серебристо-голубого неизвестного материала.
Главврач ялтинского госпиталя сообщил, что девушка находится в состоянии глубочайшего шока. Но есть надежда привести ее в сознание через 5–6 часов. Тогда, возможно, рассказ девушки прольет свет на это пока совершенно необъяснимое происшествие.
Ирина, продолжая ощущать непонятную вялость в теле, стояла у окна.
«Шар… горящий шар… почему я не сказала Сергею?»
Она положила локти на подоконник, прижалась лбом к рукам.
Но вдруг что-то заставило Ирину насторожиться. Резко поднять голову. Она с беспокойством осматривала уже темнеющую даль. Что это ей почудилось? Резкий звук? Или, может быть, быстрая вспышка очень яркого света, настолько яркого, что она ощутила его сквозь плотно сжатые веки, сквозь руки, прикрывающие лицо?
Но нет, вокруг все было спокойно. Лес почти совсем черный. Над ним еще светлое, но уже серое небо с одинокой тучей на закате.
И вдруг Ирина увидела, как там, над черным лесом, на фоне черной тучи замелькали, заплясали огненные змеи. Они рвались из-за леса, они были связаны с землей и бились и переплетались, слабея в вышине неба. Ирина, сощурив глаза, как от сияющего солнца, большими неверными шагами пошла из комнаты.
«Сказать… сказать папе… Сергею… Что-то случилось… с энерготроном… Но где они?..»
Память не отметила, как она оказалась в саду. Она помнит только… Было уже совсем-совсем темно… И небо черное, безлунное и тяжелое. Ирина, полуоткрыв рот, втянула в себя побольше воздуха. Она закричала.
— Папа! Папа! Сергей!
Но вдруг пошатнулась от обилия каких-то странных, неразборчивых звуков, обрушившихся на нее. И опять появилось ощущение чего-то давно-давно пережитого. Особенно ее поразил одинокий, беспомощный зов, который она отчетливо различала в этом множестве шумов. Так когда-то в детстве кричал Юрик, когда проломился под ним тонкий осенний ледок вот на этой самой речушке-безымянке, что течет внизу, отделяя поселок от леса. И как тогда, Ирина побежала ему навстречу.
— Юрик! Зайчик мой маленький!
Ничего не видно. И что-то путается в ногах. Она неожиданно упала, поднялась и опять упала… Как-будто вихри метались вокруг, отрывая ее от земли. Но непостижимее всего то, что она предельно ясно подумала: вокруг — и в лесу, и там, у нарядных дач, — тишина, насыщенный покой летнего гаснущего вечера.
Силы на исходе… Неимоверно возросшая тяжесть придавила ее к холодной траве, а потом неведомо как подбросила вверх. И звук, певучий и монотонный, как старинная песня, нахлынул со всех сторон. Прямо перед ней в черном навалившемся небе что-то блеснуло, серо-голубое, скользкое, подобное телу гигантской рыбы.
Ирина зашевелилась. И собственное движение ошеломило ее: она не чувствовала тела и не могла определить, стоит она, сидит или лежит.
«Что со мной? Что это такое со мной? Но я думаю — значит я живу…»
И чьи-то слова, обрывок чужого спора. Она слышала их, она их понимала. Но голоса были бесцветные, не отличимые друг от друга.
— Нет! Так не будет!
— Нам жить надо!
— Жить? Для чего?
Пауза. Ирина отчетливо ощутила эту паузу. Она как бы погрузилась в их молчание, напряженно стараясь уловить, что же ответит другой. Это было очень важно, хотя она совсем не понимала, почему этот невысказанный ответ ее так волнует.
Она их не видела, она не имела о них никакого представления, но казалось несомненным, что именно этот другой страшен, отвратительно страшен и жесток. И как будто вся ее жизнь… Нет! Не только ее одна жизнь, а что-то неизмеримо большее зависело от его слов.
Но, видимо, заговорил не он, а первый.
— Еще раз подтверждается: вселенная рождает повторения. Не тождества, а повторения. Планета удивительно напоминает Оринду. И женщина…
— Тише. Она очнулась.
Легкий шелест растворился вдали. Ирина открыла глаза. Над ней мутным сиянием светился потолок. Она лежала на полу в узкой голубой кабине Ирина, приподняв руку, коснулась стены. Палец потонул, как в ласковом мягком бархате.
Ирина села, потом поднялась на ноги, шагнула. Во всех движениях легкость. Где она? И что, собственно, случилось? Острого беспокойства не было, только щемящая тоска, как будто она потеряла что-то бесконечно дорогое.
— Сергей! Сергей!
Тишина. Такая тишина, что, кажется, слышно, как сиянье истекает от стен и потолка.
— Сергей! — еще раз громко позвала она. Тогда что-то щелкнуло. Ирина быстро оглянулась на звук. Кто-то невысокий, вполовину человеческого роста, выдвинулся из стены там, где ее сияние затуманилось. Он медленно приближался, весь укутанный тоже голубым, но не светящимся, а просто голубым покрывалом. Он плыл над коричневым полом на высоте пятнадцати-двадцати сантиметров. Ирина отскочила назад, стараясь втиснуться в угол.
«Не надо бояться! Не надо! Не надо! Не надо!»
— Правильно, бояться не надо. Страх хуже всего. Он унижает, — как будто произнес кто-то.
Ирина встрепенулась.
«Что?! Что-то сказано?! Но ведь по-прежнему не слышно ни единого звука…»
— Да, не слышно. Но мои мысли ты отлично слышишь.
И тогда Ирина поняла, что она разговаривает с этим существом, разговаривает без слов. И неожиданно стало очень и очень спокойно, пришла странная уверенность, что все обязательно будет хорошо, что с ней ничего ужасного не произойдет, что ее близкие находятся там же, в подмосковное поселке Малаховка, и даже Юрик в полной безопасности.
— Ты хочешь знать, где ты? Пусть это не покажется тебе ужасным. Ты находишься сейчас на расстоянии тридцати тысяч километров от поверхности Земли на нашем космическом корабле.
Это было сказано без всякого усиления интонации, как о самом обычном, И Ирина не сразу осознала все страшное значение этих слов. А когда поняла, стало жутко, непреодолимо жутко.
