«Единственная главная наша задача — вернуть людям их духовные заботы. А жизнь духа начинается только там, где сущность единства осознается выше компонентов, его составляющих». Это сказал Антуан де Сент-Экзюпери. Идея высказана полвека тому назад, да так и осталась не востребованной. Грустные размышления писателя актуальны и сегодня: «Когда мне сказали: «Ты уезжаешь? Как же ты будешь далеко!», я спросил: «Далеко от чего?» Это «что-то», которое мы покидаем, лишь огромное сплетение привычек. В нашу эпоху брачных разводов люди с такой же легкостью «разводятся» с вещами. Холодильники взаимозаменяемы. И дом тоже, если он только комплекс удобств. И приятели… Даже невозможно быть неверным. Неверным чему? Нити любви, связывающие сегодняшнего человека с существами и вещами, так слабы и тонки, что человек уже не переживает разлуку, как в былые времена, когда люди стрелялись или навеки уходили в монастырь из-за погибшей любви, так велика была эта любовь. Мы теперь только производители и потребители…»
ЕСЛИ БЫ К ВАМ ПРИШЕЛ ВОЛШЕБНИК?
Пробудить в человеке его человеческую сущность? Вернуть к самому себе и восстановить утраченные связи с окружающим миром? Как? И что это значит? Что такое человек вообще и в частности — я, ты, он, она? Чем отличаемся мы и чем схожи? Что для нас всех важнее всего? Что мнимо, преходяще, а что вечно? Где точка отсчета и существует ли она?
Эти вопросы я задавала подросткам, предлагая для начала решить задачу известного английского математика Тьюринга: как отличить кибернетическое устройство от живого человека.
И дети всех возрастов, сами того не зная, повторяли тестовый набор, предложенный когда-то В.Солоухиным для решения этой задачи:
— Надо спросить у собеседника: когда он в последний раз плакал или смеялся? По какому поводу? Кого пожалел и за что? На что он готов ради любви? Ради дружбы? Ради матери? Болит ли у него за что-нибудь душа?
Значит, не Гомо сапиенс, а Гомо эмоционалис? На одном из «круглых столов» в московской школе № 962 подростки пытались «проследить» за развитием ребенка. Что присуще ему изначально?
— Многое. Он уже умеет обижаться, тосковать, испытывать страх, радость, боль…
Ребята заглядывают в себя, ищут главное. И вдруг:
— Эврика! — кричит четырнадцатилетняя Наташа. — Единственное чувство, кроме чисто животных, существует у ребенка как потребность: потребность любить и быть любимым!
— Да, — соглашается пятнадцатилетии философ Илья. — Эта потребность любить, еще неосознанная, рождает позицию: этого человека я не знаю, наверное он хороший. То, что, взрослея, мы называем детской доверчивостью, простодушием и меняем эту позицию на противоположную: этого человека я не знаю, наверное он плохой. Выходит, искомая нами точка отсчета, стержень человеческой уникальности, фундамент социальных отношений — потребность любить и быть любимым?
— Да-да, — волнуется Яша, — добро естественно для человеческой природы, а зло — вопреки утверждению об агрессивной сущности человека — искусственно. Посмотрите, во все века добро не нуждалось в доказательствах. В них нуждалось только зло. Для того, чтобы дать кусок хлеба голодному, достаточно желания это сделать. А чтобы не дать или забрать его, надо придумывать объяснения типа «у меня самого нет» или что-нибудь в этом духе…
И пусть это не совсем научно, я получаю удовольствие, слушая их. Мне нравится, что есть среди них хранители древней мысли: Бог есть Любовь. Мне симпатичны те, кто готов сделать любовь осознанной программой жизни. «Люблю» — это значит, «я никогда не причиню тебе зла», «я за тебя тревожусь», «я готов пожертвовать собой ради тебя». Ведь это в то же время и «для меня», потому что «мне это надо», потому что «я иначе не могу». Хорошо, когда человек понимает: доставить радость другому — это принести радость себе.
Тысячу учеников двух московских школ — № 1 и № 962 — попросили быстро, не задумываясь продолжить фразу «Если бы ко мне пришел волшебник, я бы загадал…» Многие захотели, так сказать, счастья всем — «мира во всем мире», «процветания стране», «чтобы не было нищих и сирот, а также преступников», «чтобы люди стали добрее и милосерднее», и, конечно, «благополучия своей семье», и очень конкретное — «чтобы бабушка выздоровела». Правда, было немало тех, кто попросил бы у волшебника «гектар земли в Огайо», «три «мерседеса» и миллион», «дом в Париже, коттедж во Флориде и счет в швейцарском банке». Фантазия иных не шла дальше «ящика пива».
Любопытна закономерность: как правило, желания нематериального характера «для всех» загадывали дети предпринимателей с высшим образованием, высокооплачиваемых служащих, квалифицированных рабочих, научных работников и творческой интеллигенции. Материальные желания «для себя» были в основном у детей работников сферы обслуживания, предпринимателей без высшего образования, малооплачиваемых работников и неквалифицированных рабочих. Кажется, действительно подтверждается тезис, что только достаток вкупе с культурой и образованием делают людей добрее, великодушнее, склоняют к благотворительности, и, напротив, отсутствие достатка и культуры рождают приземленность, эгоизм, чувства шкурные.
Разные — милые и добрые, жестокие и злые, идеалисты и прагматики, непонятные и непонятые — наши дети пишут сегодня сценарий XXI века. Каким он будет? Хорошо бы вот таким: «Я бы хотела, чтобы наша разваливающаяся страна нашла нужный выход, чтобы люди перестали бегать по магазинам, поняли красоту и радость жизни» (Даша Мамонова, 9 кл., шк. № 962). Или таким: «Я хочу стабильности во всем мире, чтоб нигде не было насилия над человеком, чтоб войти в 2000 год без кровавых конфликтов» (Станислав Величко, выпускник СПТУ-49). Или таким: «Я бы хотел, чтобы никто не засорял атмосферу, чтоб все оружие исчезло, чтоб каждый посадил по дереву, кусту и чтобы все зло исчезло с земли» (Антон Попов, 5 кл., шк. № 962). Или хотя бы таким: «Чтоб люди научились слышать друг друга. И понимать. И быть терпимее…»
Видно, стали мы плоше
на своем рубеже:
на Сенатскую площадь
мы не выйдем уже.
Что-то в нас надломилось;
но гадать что — не нам.
Мы сдаемся на милость
побежденным врагам.
Нас в Сибирь не отправят
— пробирает озноб…
И в подвал не поставят
— чтобы пулею в лоб.
Только пить нам цикуту,
жечь стихи в темноте,
клясть судьбу и минуту,
и себя: мол, не те!
