Только не зарываться…
Проклятая лихорадка открывающихся возможностей. Слегка вспотел лоб, зачесалось между лопаток, легкая дрожь изнутри поднималась к скулам. И награды дают за рост?…
Я шагал по большой комнате все в том же чуть ниже живота халатике с плеча Ло. Боже… Я бросился к видеотелефону и дернул рычажок.
— Ло! Если вы хотите устроить званый ужин, оденьте меня прилично.
Лицо Ло выражало растерянность.
— Мы можем устроить ужин без одежд. Это принято…
— Нет, любезный. Тогда без меня. — Не хватало еще впервые официально предстать перед своими будущими согражданами в голом виде! А потом какой-нибудь болван Ки будет говорить, что ужинал с голым президентом.
— Уверяю вас… — снова начал Ло.
— Оденьте, тогда и поужинаем, — железно прервал я.
Умеряя охватившее меня волнение, я включил телевизор и сел перед ним на диванчик. Спутник есть спутник, какова планета?
Под невыразительную музыку на экране плыл бесконечный город. Сферические одинаковые строения разных оттенков — серебристые, золотистые, голyбоватые, зеленоватые, они тянулись до самого горизонта, товно игрушечные на таком же игрушечном гладком шаре. Строения блестели и слегка расплывались, как во влажном, готовом вот-вот рассеяться тумане.
Но панорама все текла и текла наискось через экран лентой, прерываемой полосами и окнами воды, — вероятно, каналами, реками, прудами, а серая пелена не исчезала, не менялась, туман не рассеивался. Что-то вроде телевизионного "Клуба путешественников"? Программе не было конца.
Это была их планета, кроме тоски, ничего во мне не вызывавшая…
Я переключил канал, на экране возникло скопище людей.
Они сидели ровными рядами амфитеатром. Скучающие лица вперились в оратора, который величественно и монотонно вещал с трибуны. Оратор был явно крупнее сидевших перед ним.
Он тоже сидел. Наверное, один из самых высоких…
Я не понял, о чем он говорил. Меж рядами амфитеатра появились человечки с тележками. Подкатили тележку и к оратору. Вероятно, пришло им время подкрепляться. Скопище оживилось, задвигалось на своих местах, зажевало.
Волнение мое давно исчезло, его сменили усталость, апатия.
Я скрючился на диванчике, отвернулся от телевизора, уставился в бледно-зеленую стену. И отключился.
Исчезли все звуки, стало удивительно тихо. Нежная зелень стены загустела, а в моей памяти возникли, заблестели голубое небо и синь. подсолнечной воды. Они становились все ярче, залили меня. Контрастные, яркие, они сливались в единое целое — буйная жизнь трав, воды, леса на множество островков вокруг… Сплавлялись в умиротворяющую тишину.
Где это было? Приобщение человека к вечности, к покою природы, к ее красоте, совершенству, мудрости. Как воспоминание о прекрасной музыке, такты которой забыты, но пережитые ощущения с тобой навечно. Что же это за музыка?
Сказочные разные куполки, один над другим бегущие в небо.
Лемешки, лемешки, потемневшие пахучие срубы и золото крестов… Кижи! Онега. Вот это музыка! Сколько лет прошло с тех поп? Там я, человек, снова был возвращен природе рукотворной человеческой красотой. Тогда я думал, что не может быть верным представление о жизни, если не увидишь этого, не поймешь, что главное для человека-единство рукотворной красоты и природы. Тогда мне представилось очень важным, чтобы все люди увидели и поняли. А потом размылось временем, суетой, постепенно, но быстро. И, наверное, много лет я не вспоминал Кижи.
Почему, ну почему мы так устроены!
На ужине, кроме хозяев, были еще две пары. Все женщины спутника. Я сидел в новой тунике, делавшей меня толще, чем я есть, а потому еще больше. Я был нескромно, незаслуженно громадным среди них, простодушных глуповатых человечков. Мне уже было ясно, что они являют собой рядовых представителей своей цивилизации. В разговорах о работе они не поднимались выше наивного хвастовства в прилежности, а все иные темы и определить было невозможно — скучное сотрясение воздуха с помощью слов. Я даже сожалел, что нет тут Ки, наверное, самого остроумного среди них. И не виделись больше картины блестящей карьеры, которая не имела никакого смысла и интереса в этом пресном мире исполнительных человечков одержимых мечтами о сантиметраже, в мире наглухо застроенных планет и громадных спутников.
Мне оставалось лишь неясным, как они смогли достичь своих технических вершин. Без энтузиазма, скорее всего по инерции своей любознательности, я выяснил вскоре, что они не помнят толком начала своей цивилизации — ей миллионы лет.
Все же молодцы: никаких войн, никакой злобливости, ни крови, ни мордобитий.
Возможно ли это, а как же страсти?… О, с этим целая история. Эту ненужность вывели очень давно. Непостижимо дико, но вывели — искусственным отбором. Как? Деталей они не знали, но суть — вселенский эксперимент, из которого выводили эмоциональных. Что такое "вывести из эксперимента" мне, биологу, было хорошо известно, и если бы это не касалось многих, вероятно, миллионов людей, никак не тронуло бы меня.
Эксперимент, вивисекция, конечно, орудие познания. Но людей?! О, это было так давно и привело к такому стойкому спокойствию, к такому вечному доброму миру. Зато теперь — лишь легкая профилактика: основа нравственного воспитания-привитие навыков безэмоциональности и запрет иметь детей людям, не отвечающим по этому параметру стандарту. Конечно, если они не высокорослые. Вот, например, Ки…
А как же любовь? Чем бесстрастней, тем лучше. Кастрация чувств?
А как же искусства? Что это — вид человеческой деятельности? Зачем он нужен, какие создает материальные ценности?…
Я и не пытался возражать, объяснять. Разве не сожгли Джордано Бруно, не уничтожали в разные времена прекрасные книги и на Земле? В чем можно было убедить тех, кто жег?…
А разговор за столом шел теперь о сантиметраже. Мне объясняли: главное, чтобы дети были повыше. Вот тут заминка: за последние тысячу лет средний рост уменьшился на двадцать сантиметров, пренеприятная тенденция! А говорят, когда-то были люди и выше двух метров. И множество нынешних мужчинне того…
Тоже проблемы, свои проблемы.
Сидевшая рядом со мной женщина с иссиня-черными длинными волосами положила свою ручонку на мою лапу и вроде бы ласково, но деловито сказала:
— Какая огромная… Вы обещаете быть нашим гостем?
Вторая женщина, пухленькая шатенка, моя соседка с другой стороны, уже заполучила меня в гости, она озаботилась этим сразу же, как только мы сели за стол.
Лишь теперь я понял, что здесь происходило. Ло сидел во главе стола молчаливый и гордый, как селекционер-победитель, демонстрирующий уникального племенного бычка. Так вот до каких интеллектуальных высот поднялись сотрудники этой научной лаборатории, извлеча из неведомых галактик подобного себе!
