– Вы, сударыня… Простите, как вас зовут? Юноша, принесите девушке воды.
– Я Меланто…
Бледный араб в форменном сюртуке отвернул миниатюрный латунный краник и наполнил водой хрустальный стакан. Подал его Оресту. Тот принял его и с невозмутимым видом вылил воду на голову филистимлянке. Та выпучила глаза, ошарашенно глядя на него.
– Так уже лучше, – удовлетворенно сказал он. – Принесите еще один стакан, на этот раз – пить. А еще лучше бренди или виски, ну или что у вас там из спиртного.
– Коран воспрещает пить… – заикнулся было мальчишка, но Орест мрачно взглянул на него.
– «Конем Аллаха» пользуются не только правоверные. А я не поверю, чтобы железнодорожная ассоциация отказалась заполучить прибыль с неверных собак-кафиров. Наверняка здесь есть нечто покрепче воды. Мы оба гарибы[43], я – из Московии, она из Народов Моря! Открой свои глаза! Если мы с ней впадаем в грех ширка[44], то ты проявляешь нифак и джахилию – лицемерие и глупость!
Сконфуженный араб ретировался.
– Кто это был? – кивнул Орест в сторону закрытой двери.
– Пассажир с места 56, – заикаясь, ответила служащая. – Блистательный господин Алхан. Он попросил у меня чаю с пряностями, и я уже несла ему его, когда… Я открыла двери, а он уже там…
Орест вытащил из внутреннего кармана часы.
– Во сколько он просил чаю?
– Как раз возле долины Кедрона, господин… незадолго до остановки.
Детектив хмыкнул:
– Однако обслуживание у вас расторопностью не отличается… А поезд идет со скоростью… примерно двадцать фарсахов[45] в час. – Орест посмотрел в окно. На горизонте виднелся Халеб. – Ну что же… смерть произошла примерно в течение получаса. Выходит, практически сразу же после того, как он попрощался с вами.
– Ну, у н-нас много заказов…
– Достаточно много, чтобы клиент умер в ожидании, – мрачно пошутил детектив и тут же об этом пожалел.
Горничная снова икнула. Ее лицо посерело.
Вернулся проводник с бутылкой коньяка и небольшой серебряной емкостью.
– Немного выпейте, но не более ратля, – посоветовал Орест. – Я возвращаюсь к себе.
– Я телефонировал начальнику поезда, – сообщил юноша, все еще бледный. – Возможно, остановят состав.
– Возможно. Но вряд ли. Кто-то убил этого нелюдя, – вздохнул курд. – Экспертизу на месте не произвести, так что, пока мы не достигнем Халеба, нет смысла и волноваться. Это мог сделать любой из тридцати людей в вагоне. Или нелюдей. Ведь столько здесь, кажется, посадочных мест. Это мог сделать ЛЮБОЙ. Даже вы. Или я.
Он оперся рукой о стену. Боль вгрызлась в ногу огненными зубами.
– Пойду-ка я… Извините.
* * *
Жозефина уже была в купе. Она сидела молча и смотрела перед собой. Орест со стоном закрыл дверь. Вытащил из кобуры пистолет. Положил рядом. Шум в коридоре нарастал. Поезд начал сбавлять ход. Неужели они все-таки остановятся посреди пустыни? А, нет, вот снова застучали колеса. Локомотив разгонялся.
– Многое я повидал, но мумии, разгуливающие без сердца… – улыбнулся он.
Девушка молча посмотрела на него. Черты ее лица застыли, словно она обратилась в диоритовую статую времен фараонов. Детектив вздохнул.
– Нет, так дело не пойдет.
Он раскрыл стоящий на полу кофр и извлек оттуда бутылку дорого бейлиза.
– Неприкосновенный запас, – пояснил он. – Как раз для такого случая. Пожалуй, нам подойдут чашки для кофе… Жаль, мы так и не успели попробовать вашу либерику… Выпейте немного. Вот так.
Девушка одним глотком проглотила обжигающий напиток. Закашлялась. Ее взгляд стал более осмысленным. Орест налил еще немного. На самое донышко.
– Пожалуй, стоит повторить. Не каждый день увидишь «Имхотепа» где-либо еще, кроме нуарных комиксов, – неловко пошутил он. – И знаете что? Вы ведь рассказывали историю про Марьям. Рассказывайте. Доведите ее до конца. Вам надо отвлечься. Кто бы это ни был, полагаю, он не станет этого повторять. Очевидно, доблестный господин Алхан успел нажить врагов… В крайнем случае, у меня есть «Азазаль», – он любовно погладил пистолет. – А стреляю я без промаха. По прибытии поезд, конечно, оцепят и нами займется полиция – ну а пока что…
– А что вы думаете сам, детектив?
Орест поморщился:
– Я думаю, что господин Алхан был, очевидно, не ангел. Для того чтобы убить человека в поезде, практически на глазах трех десятков свидетелей… нужно иметь веские причины. И очевидно, это были не деньги. Ради денег убивают несколько более… Уединенно. И менее… Зрелищно.
Он поднял чашку и улыбнулся:
– Выпьем за Марьям?
Девушка посмотрела на него, и ее золотые губы печально изогнулись. Она зябко обхватила себя руками.
– Рассказать? Ну что же… Пожалуй, я расскажу вам… о Марьям.
Поезд набирал ход. За окном тянулась бесплодная пустыня.
– Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха. И Джаханнам уготован отказавшимся от него. Но сердце Марьям радовалось, когда шла она к горе Джебель-эш-Шейх. Ибо пусть ей придется питаться лишь головами дьяволов и пить лишь жидкое пламя, но Гасан будет жить. Ее Гасан.
«Бери мое согласие, – сказала она тогда. – Перед лицом Аллаха и ангелов его даю я тебе его, с радостью. Ибо видит Аллах, лучше быть в аду, но спасти любимого, нежели быть в раю, но погубить его. И пусть Абу Мурра, Отец Горечи[46], заберет мое сердце, лишь бы Гасан жил». И отреклась она от Корана и Сунны, и сняла с себя дозволенные одежды, и осталась в одной парандже. И увидело небо, что до сих пор Марьям стройна, как буква алиф[47], и прекрасна, словно рассвет.
Оставили они коней у подножия горы Хермон, поднялись на нее, и стали видны внизу земли амореев и город Нимрод. И прозвучал азан – призыв к молитве, но не стала молиться Марьям. Не суждено ей выпить Тасним – воды, что падает в Раю с высоты. Уготованы ей ужасы Джаханнама. Отчего же сияет лицо ее?
Легкой газелью поднимается она по склону горы, зовет за собой разбойников. Сияет, как утренняя звезда. Идут они за ней. Видят – пещеру, подобную глотке Дандана[48], морского зверя. Темна она. Свисают сталактиты с верха пещеры. Словно щерится. Стоит тридцать глиняных чаш на плоском камне перед пещерой. Нет, тридцать одна. Смотрит на них, смеется Марьям.
«Вот ключ от сокровищ, достойнейшие. Вот ключ от Врат Ада. Выпейте чаши, и будут они слаще для вас, чем набиз – финиковое вино, и ароматнее, чем цибет и недд[49]. Свежее бузы[50] и шербета. И даже барш-гашиш не сравнится со сладостью ее.
Один лишь глоток – и вы станете жить вечно. Старость отступит, и будете вы молоды и веселы до самого Страшного суда. И будет вас ждать не райский сад, но геенна огненная – ан-нар, ал-джаханнам. Один лишь глоток – и калам[51] Всевышнего вычеркнет вас из Книги Жизни. И муки ваши будут длиться вечно.
