Существовал простой, хотя и опасный способ покалечить бомбы настолько, что в услови-ях Лунной базы их окажется невозможно восстановить. Сердцевину бомбы составляли два плу-тониевых полушария; их плоскости были идеально отполированы, чтобы обеспечить макси-мально плотное соприкосновение, только и способное привести к возникновению цепной ре-акции.
Джонни принялся вскрывать первую бомбу. Когда он отбил четыре массивных металли-ческих выступа и расколол стеклянный кокон вокруг напичканной внутрь электроники, бомба легко распалась. Глазам Далквиста предстали зеркально-блестящие донья двух полушарий. Удар молотком — и одно из них перестало быть столь совершенным… Еще удар — и с хрустальным хрустом треснуло второе.
Несколько часов спустя, валясь с ног от усталости, Джонни вернулся к своей "семнадцатой" и со всеми возможными предосторожностями обезвредил, а затем два ее серебристых по-лушария также пришли в негодность. Теперь в погребе не оставалось ни одной исправной бом-бы. А вокруг были разбросаны по полу неисчислимые богатства — в виде самого ценного, са-мого ядовитого и самого смертоносного из ныне известных металлов. Джонни окинул взглядом произведенные разрушения.
— А теперь в скафандр, и прочь отсюда, — проговорил он вслух. — Интересно, что скажет на это Тауэрс?
Машинально Далквист направился к стеллажу, чтобы положить на место молоток. Когда он проходил мимо счетчика Гейгера, тот бешено затрещал. Джонни посмотрел на молоток, за-тем поднес его к счетчику — аппарат взвыл. Отшвырнув молоток, он приблизил к счетчику руку — щелчки слились в сплошной вой.
Джонни замер, потом извлек из кармана пленку: она была черна — вся, от края до края.
Проникая в человеческое тело, губительные частицы быстро достигают костного мозга. Тут уже никто и ничто не поможет — жертва обречена. Испускаемые плутонием нейтроны уст-ремляются сквозь плоть, ионизируя ткани, превращая атомы в радиоактивные изотопы, разру-шая и умертвляя. Роковая доза ничтожно мала — во времена проекта "Манхаттен" после непо-средственного контакта даже с мизерной крошкой радиоактивного вещества немедленная ампу-тация считалась единственным способом первой помощи.
Все это Джонни знал, но его уже ничто не тревожило. Он сидел на полу, курил и вспоми-нал все подробности своей долгой вахты.
Он глубоко затянулся, дохнул дымом на счетчик и горько усмехнулся, услышав, как тот за-шелся треском. Даже дыхание стало теперь "горячим" — похоже, углерод в молекулах выдыхае-мого углекислого газа превратился в радиоактивный изотоп С14. Впрочем, какая разница?
Сдаваться уже не имело смысла, да ему и не хотелось доставлять Тауэрсу такого удоволь-ствия. Нет, он закончит вахту именно здесь. Кроме того, пусть пребывают в убеждении, будто все здесь готово ко взрыву, — кто знает, не сыграет ли это решающей роли…
Без удивления Джонни осознал, что не чувствует себя несчастным, не испытывает более никакой тревоги — в душе царил полный покой. Физически он чувствовал себя вполне при-лично: боли не было, и даже голод куда-то отступил. Но он уже был трупом — и знал, что мертв, хотя еще сколько-то времени будет в состоянии ходить и дышать, видеть и чувствовать.
Тоски Джонни не испытывал — он был не один. Его окружали друзья: мальчик, затыкаю-щий пальцем отверстие в дамбе; полковник Боуи, слишком больной, чтобы двигаться самостоя-тельно, однако требующий везти его через границу; умирающий капитан "Чесапика" с бес-смертным вызовом на устах; всматривающийся во мрак Роджер Янг — в полутьме бомбового склада все они собрались вокруг лейтенанта Далквиста.
И, разумеется, среди них была Эдит — единственная, чье присутствие он ощущал всегда. Вот только разглядеть бы получше ее лицо… Сердится она? Или гордится мужем? Внезапно Джонни понял, что гордится, хоть и несчастна, — теперь он видел ее гораздо лучше и даже ощутил легкое прикосновение теплой руки.
Он сидел тихо и бездвижно. Последняя сигарета дотлевала, обжигая кончики пальцев. Джонни сделал последнюю затяжку, снова выпустил дым прямо на счетчик и вмял окурок в пол. Потом собрал несколько окурков, выпотрошил в найденную в кармане бумажку и, попыхи-вая самокруткой, уселся поудобнее, ожидая, когда снова появится Эдит.
Он был счастлив.
* * *
Далквист все еще сидел, привалясь к округлому корпусу бомбы, когда вновь ожил дина-мик:
— Джонни? Эй, Джонни, ты меня слышишь? Это Келли. Все кончено. Прибыл "Лафайет", и Тауэрс пустил себе пулю в лоб. Джонни! Ответь мне, Джонни!
* * *
Когда они отворили наружный люк, идущий первым держал перед собой счетчик Гейгера на длинном шесте. Он замер на пороге и резво попятился.
— Эй, командир, пусть-ка сюда принесут носилки. А заодно уж — и свинцовый гроб…
…Четверо суток понадобилось эскорту, чтобы достичь Земли. Четверо суток, в продолжение которых все человечество ожидало его прибытия. В тече-ние девяноста шести часов были отменены все обычные телепрограммы — вместо них шла беспрерывная панихида: похоронный марш из "Саула" сменялся темой из "Валгаллы", потом звучали "Возвращение на родину" и "Уходим с ор-биты" — песня Лунного дозора.
…Девять кораблей приземлились на чикагском ракетодроме. Радио-управляемый автопогрузчик извлек из маленького корабля гроб, после чего ра-кету вновь заправили горючим и, выведя за пределы Солнечной системы, взо-рвали, чтобы она никогда не могла послужить менее благородной цели.
…Панихида продолжалась, пока траурный кортеж двигался в тот городок штата Иллинойс, где родился лейтенант Далквист. Там гроб водрузили на пье-дестал, окруженный барьером, переступать который было небезопасно. В по-четном карауле — винтовки к ноге — замерли с опущенными головами ветера-ны звездной пехоты. Толпа все не расходилась, а панихида продолжалась и про-должалась.
…Увяли бесчисленные цветы. А потом, много-много времени спустя, свинцовый гроб замуровали в беломраморный саркофаг. Такой вы и видите эту могилу сегодня.
"Десять лет спустя",
передовица "Нью-Йорк Таймс" от 17 июня 2009 г.,
пленка 38
КОНЕЦ
