Специалисты не обладают таким правом. Среди них нет капитанов. Капитаны сидят за незримыми пультами.
Френк помотал головой, чтобы отогнать неприятные мысли. Вот до чего доводит бессонница! С такими идиотскими мыслями нельзя водить автомобиль, не то что сидеть за пультом. Лучшая страховка — это уверенность. Нет, нет, все идет хорошо! Все хорошо тогда, когда каждый честно и компетентно делает свою часть работы. Именно такая работа сделала его тем, кто он есть.
Вот именно. И потому, если приглядеться, мир устроен справедливо.
Френк вынул зажигалку и поднес ко рту сигарету.
В те секунды, которые последовали за этим, Френк успел зафиксировать мгновенно изменившиеся показания приборов;
похолодеть от ужаса;
осознать, что случилось;
забежать в будущее;
уловить направленность событий;
перебрать с десяток вариантов возможных решений;
понять, что хорошего варианта в этой ситуации быть не может;
вспомнить трагедию Кэнюз;
вознести мольбу к богу, судьбе или кто там есть;
отобрать из всех плохих вариантов не самый худший;
проклясть все и вся;
сверить свое решение с ходом реальных событий;
выронить зажигалку и сигарету;
протянуть руку к пульту.
В те же секунды, которые прошли без вмешательства дежурного и его напарника, в системе разыгрались такие события:
в штате Индиана на линии напряжением 750 тысяч вольт расход энергии превысил критическое значение;
реле отключило магистраль; ток от энергоцентралей пошел по другим линиям;
система была загружена далеко не полностью, и пропускная способность линий была вполне достаточной, но в штате Кентукки почему-то отключилась еще одна линия;
и еще одна в Иллинойсе;
оставшиеся не выдержали нагрузки;
энергия ринулась в обход через Канаду и южные штаты;
генераторы стали сбиваться с ритма;
реле группу за группой принялись отключать потребителей.
Слишком поздно!
Френк Маультон, да и любой другой человек на его месте, не успел бы вмешаться в события. Спустя семь минут тридцать восемь секунд после отключения первой линии, электростанции захлебнулись вырабатываемым ими током, а связи меж ними разорвались. Единственно, что успел сделать Френк, так это спасти некоторые участки системы, благодаря чему положение стало не таким уж безнадежным.
14.41 по московскому времени
Багров снова уткнулся в книгу. Археология вообще и древний Вавилон в частности мало интересовали молодого экзобиолога. Тем более, что из школы он вынес стойкое пренебрежение к истории с ее бесконечными датами, которые обязательно надо запомнить, фантами, которые можно трактовать то так, то этак, событиями, которые ничего не говорят уму и сердцу (битва на реке Оронт — да какая разница, кто там кого победил?!). Но другой книги, когда он уезжал с биостанции, под рукой не оказалось, а что еще делать в автобусе, как не читать?
Он и не заметил, как увлекся. История давно минувшего — это, оказывается, очень и очень интересно! Пожалуй, не менее интересно, чем проблема существования внеземных цивилизаций…
Из сосредоточенности его вывел придушенный женский вскрик. Багров поднял голову, вздрогнув не столько от крика, сколько от внезапной тишины в автобусе, которая последовала за этим. Пассажиры с одинаковым выражением замешательства смотрели в окна. Кто-то отпрянул, кто-то, наоборот, прильнул к стеклам, а кто-то замер на полуфразе, еще не осознав, что происходит. Багров глянул туда, куда смотрели все, и сердце дало перебой.
Шоссе, по которому катил автобус, сближалось с линией высоковольтной передачи. В пейзаже не было ничего особенного: мокрое с жухлой ботвой картофельное поле, ажурные мачты на нем, кромка дальнего перелеска, пологий выгиб холма под сереньким безрадостным небом. Но то, что было меж мачтами и что в первое мгновение показалось Багрову веретенообразным, рыхлым, нелепо, как на картине сюрреалиста, составленным из треугольничков телом, чудовищна противоречило всем формам и краскам земли. Более всего оно напоминало груду непонятно как висящих в воздухе брикетов спрессованного дыма.
Словно кто-то другой отметил в Багрове нелепость такого сравнения (когда и где он видел спрессованный дым?!). И тут же опроверг сомнение, поскольку материя тела была одновременно неподвижной и шевелящейся, четкой и расплывчатой, телесной и невесомой. Страшное своей противоречивостью сочетание.
Долгая минута, в которой замерли все звуки, дальние предметы скачком приблизились, а ближние расплылись цветовыми пятнами, прошла. Багров осознал, что автобус движется, как ни в чем не бывало, что шоссе удаляется от всего этого ужаса, что тишина уже исчезла — пассажиры шумно обсуждали увиденное.
Багров слышал голоса как бы из другого пространства. Он, экзобиолог, понял, кажется, чем это было. Верней, чем это могло быть.
У него было ощущение человека, летящего в пропасть. Дать немедленную разрядку мог разве что истерический смех. Он едва удержался, чтобы не метнуться по проходу к шоферской кабине. Зачем? Этого Багров не знал. Он видел достаточно, чтобы понять — нельзя терять ни минуты. Провода связи, подобно нервной сети, оплетают всю поверхность земного шара. Отвлеченно рассуждая, любой человек в последней трети двадцатого века, взяв телефонную трубку, может быстро соединиться с любым другим обитателем планеты. Технически это возможно.
Мысленно Багров наметил путь. Выслушать и поверить сможет лишь тот человек, который доверяет ему. И обладает достаточным кругозором, чтобы оценить ситуацию. И смелостью, чтобы действовать. И весом, чтобы к его словам прислушались… Ясно, кому он позвонит, — академику Двойчеико!..
Автобус, тормозя, выехал на площадь.
8.28 по вашингтонскому времени — 15.28 по московскому
— Говорю с вами по поручению президента. Прошу объяснить, что происходит.
— Специалисты как раз заняты выяснением. Могу изложить только предварительные сведения.
— Да, да, конечно!
— Для наглядности представьте, что у себя в доме вы включили, ну, допустим, заводскую электропечь. Предохранители, понятно, не выдержали и обесточили квартиру. Примерно это и произошло.
— Вы включили электропечь размером с округ Колумбия?
— Ничего подобного! Однако полное впечатление, что к линиям системы подключились какие-то сверхмощные и неизвестные потребители.
— Марсиане, а?
— Извините, господин советник, нам не до шуток.
— Нам, смею вас уверить, тоже. Что вы предпринимаете?
— Прежде всего я должен сказать, что система была спроектирована с учетом любых предвидимых осложнений. Подчеркиваю: предвидимых. Никто, однако, не строит здание в расчете на тринадцатибалльное землетрясение.
