К чему я вам это все рассказал? А все к тому, что университет будет нуждаться в преподавателях. А вы, как я надеюсь, сможете помочь мне в этом вопросе. Я уже начал составлять список видных ученых, которых хотел видеть у нас, думаю, что пожелание ее величества будет достаточным поводом для их приезда. Что же касается оплаты их труда, ты вы сами знаете, как Государь ценит работу образованных людей. Поэтому беднее, чем на родине они не станут. И к тому же они могут занять должности, до которых у себя им еще расти и расти. Кстати, сразу хочу сказать, у меня неплохие отношения с Браге, который неплохо знает всех выдающихся ученых Европы, поэтому всяческих авантюристов и прожектеров будет ждать соответствующий прием. Ну, что вы скажете на мое предложение?
— Сэр Щепотнев, как вы понимаете, я не уполномочен решать такие вопросы, и даже не могу предполагать, как они будут решены. Со своей стороны я могу только заверить, что сделаю все возможное, чтобы они пришли к положительному результату. Признаюсь честно, было бы неплохо, если наши врачи стали более умелыми, человек смертен и часто болеет, и хотелось избежать такого лечения, какое испытал мой несчастный друг, умерший от разрыва сердца на раскаленном шомполе.
Что же касается вашего вопроса о канатной мануфактуре, я переговорю с другими негоциантами, думаю, мы сможем придти к взаимовыгодному решению. Но вам все же придется более конкретно изложить ваши планы, чтобы можно было понять, чем будет выгодно нам это предложение, — закончил свой ответ Горсей.
— Джером, я рад, что вы сразу не отказываете, я думаю, что к весне у меня уже будут более определенные мысли по этому поводу, а вы, как раз решите, что бы вам хотелось от меня за свои услуги. Ну, например, можно было бы договориться о скидках при покупке канатов, если вы покупаете определенную партию товара, допустим рассрочка оплаты или, еще что-нибудь. А вообще в первые несколько лет, вряд ли канаты одной мануфактуры смогут обвалить цены на рынке страны.
Горсей смотрел на меня, открыв рот.
— Сэр Щепотнев, я просто поражен, я впервые встречаю человека в вашей стране, который вообще говорит об оплате, кроме казны почти никто не платит за товар деньгами, все предпочитают меновую торговлю. Это очень затрудняет нашу работу. Да и ваши обычаи тоже. Вы понимаете, когда я впервые попал сюда, все мои друзья предупреждали, что русские купцы часто стремятся обмануть друг друга, а уж обмануть нас, для них предмет гордости. Конечно, есть ответственные люди, но большей частью в Пскове и Новгороде, а вот с москвитянами надо быть очень осторожными.
Я улыбнулся.
— Мистер Джером, есть хорошая поговорка, на то и щука в реке, чтобы карась не дремал, вы своего тоже ведь не упустите, не так ли? А что касается денег, вы прекрасно знаете, что у нас нет ни серебра, как у вас, ни золота, как у Испании. Но мне почему-то кажется, что это вскоре изменится. Ладно, давайте, за удачную беседу выпьем немного шотландского виски моего производства.
Горсей с недоверием обнюхал стеклянный тумблер со светло-золотистой жидкостью и затем привычно выплеснул его в рот.
— Хм, неплохо, однако сэр, как вы узнали способ приготовления этого напитка? — с удивлением спросил он.
Я засмеялся, — Джером, это мой первый опыт, я специально хранил здесь эту бутылку, чтобы выслушать мнение англичанина, конечно, если это мнение высказал шотландец, было бы еще лучше. Что же касается способа приготовления, то идеи, летают в воздухе, и надо только сообразить, как их поймать.
Горсей понимающе покачал головой и стал откланиваться. Я его не задерживал, у меня впереди еще была куча дел.
После приказа, у меня, как всегда была лекция в монастыре. И опять Никита Алтуфьев глядел на меня вопросительным взглядом, но сказать ему было пока нечего. К концу лекции появился архимандрит, и я, чертыхаясь про себя, был вынужден идти к нему в келью и вести деловые беседы за партией в шахматы. Он все же уловил мое недовольство и извиняющимся тоном сказал:
— Ты уж прости Сергий Аникитович, но немного у меня есть желающих сыграть. Ты же знаешь, что косится митрополит на это дело, вслух правда не говорит, потому, как государь тоже в эту игру играет, а про себя не иначе как бесовской забавой называет. И все окружение его про это знает. Меня то он в покое оставил, хотя ворчал, что епитимью наложит.
А вообще мы с митрополитом вчера беседовали. Смотрели вновь, как набор книги идет. Но вот недовольствует он, что нет бумаги хорошей, и потребовал, чтобы у голланцев ее закупили. Ты-то, как смотришь на это предложение?
— Отец Кирилл, что спрашиваешь, знаешь ведь, что мельница у меня в вотчине работает, видел сам, какую бумагу делает. Раз от разу лучше получается. А сейчас появился у меня советчик хороший, делал он бумагу в Датском королевстве так, что обойдемся мы без голландской бумаги, они за нее три шкуры сдерут. Да еще государь вдруг косо посмотрит, сейчас ведь почти всю их бумагу казна под себя берет, а мы тут под ногами путаться будем.
Архимандрит посмотрел на меня и, перекрестившись на образа, сказал:
— Знаю я, Сергий Аникитович, кого ты в советчики выбрал. Вся Москва говорит, про гостя твоего схизматика с носом отрубленным.
Но вот слыхал я новость, будто вчера разодрался он в трактире с немцами рейтарскими, и обоих кулаками наземь положил. Так народу московскому очень это по душе пришлось. Видаки говорили, что был бы он православным, так цены ему в стенке не было.
Отец Кирилл с надеждой посмотрел на меня:
— Боярин, так может, он в веру истинную православную обратится, раз так кулаками любит махать?
Предложение настоятеля привело меня в некоторое замешательство, я никак не мог понять логической связи между умением драться в кабаке, и православием. Но мое недоумение быстро рассеялось.
Отец Кирилл вздохнул:
— Эх, я по молодости до послушничества тоже любил в стенке размяться, душу потешить. Помню, как пойду зубы вышибать, только треск стоял. Жаль, что такой человек в схизме свою душу губит. Да еще донесла молва, что вроде ты ему нос грозился пришить?
— Так и есть, отец Кирилл, собираюсь я такое дело сделать, прошу у господа благословения на это. Вот, как только он разберется со стройкой и его люди переедут в терем свой, тогда и начну, благословясь.
— А скажи мне, не скрываясь, Сергий Аникитович, раз уж пошла у нас такая беседа, монаси мои говорят, что ты ногу у калеки школяра хочешь длиннее сделать. Молви, правду ли они сказывают, и как это возможно? Не обещаешь ли ты того, чего сделать не сможешь и вводишь отрока в надежды несбыточные. Не знал бы тебя, как человека благочестивого богобоязненного, плохие мысли бы в голову пришли.
