— Выход, — послышалась команда в наушниках, и тут же Ирма куда-то провалилась вместе с яхтой. Открыв глаза, она увидела черную бездну космоса. Машинально поправила скафандр с защитным прозрачным забралом и оглянулась. Яхтсмены, включив реактивные двигатели, мчались к месту старта. На панели управления Ирма увидела чертеж развернутой яхты, нажала кнопку, и «кресло», в котором она сидела, раскрылось в двадцатиметровую узкую лодку. «Теперь на старт», — подумала она. Она была спокойна; заботы и волнения остались внизу, на Олимпийской планете.
Она подрулила яхту к стартовой площадке. Над головой висела огромная прозрачная гондола, в которой расположились стартеры и судьи.
— На старт!
Ирма нажала голубую кнопку — и над ней взвился огромный парус. Серебристое полотно развернулось ровно. Ирма осторожно покрутила верньер, поворачивая парус к солнцу. Впереди пять тысяч километров пути. Ирма мысленно представила его и тряхнула головой, как бы отгоняя сомнения. Она третий раз участвует в регате. Первый раз она заняла четыреста тринадцатое место, во второй — десятое. Нынче она считалась одной из главных претенденток на приз Солнца.
— Старт!
Ирма передвинула рычажок скорости. Парус качнулся, и яхта поплыла. Ирма искала оптимальный угол паруса и осторожно крутила верньер, искоса поглядывая на шкалу скорости.
Чемпион прошлой регаты установил рекорд скорости — тысяча девятьсот сорок километров в час. Но он не стал абсолютным чемпионом, ибо много времени потерял на поворотах. Звание абсолютного чемпиона по баллам завоевал никому не известный математик из Америки Роберт Синклер. Нынче в регате он не участвовал и заявил журналистам, что не хочет искушать судьбу.
Ирма напряженно следила за скоростью яхты: тысяча триста… тысяча четыреста семьдесят три… тысяча Шестьсот… Пальцы еще чуть повернули верньер и замерли. Тысяча восемьсот семь километров. «Так держать», — приказала себе Ирма, откинулась на спинку кресла, чтобы чуть расслабиться — силы еще пригодятся, — и включила телевизион.
В огромном черно-голубом пространстве плыли яхты. Комментатор рассказывал о ходе гонок. «Ну скажи же, какой номер идет первым», — мысленно обратилась Ирма к нему. Первым шел сто пятнадцатый номер. Выключив телевизион, она посмотрела вперед: там качалась серебристая точка. Увеличивая скорость, Ирма начала нагонять ее. Это был восемьсот третий номер. Ирма повисла на нем, но тот не освобождал трассу, блокируя каждую ее попытку обойти.
Яхты плыли друг за другом. Ирма выжидала, не желая менять угол паруса, но, увидев ярко-красные буйки поворота, затормозила яхту. Восемьсот третий, видимо, не заметил поворота, не уменьшая скорости, проскочил его и заработал первое штрафное очко.
Парус упал. По инерции яхта вошла на сорокакилометровую площадку, огороженную четырьмя ярко-красными буйками. Перед Ирмой на световой табличке «курс» вспыхнули цифры: «47,3°». Теперь надо было определить угол разворота паруса к солнцу. Задача была не трудная, но весь расчет приходилось делать в уме.
Накануне Ирма составила таблицу расположения парусов под любым углом поворота яхты. Таблицу Ирма выкинула, но методику расчета запомнила. Это сейчас пригодилось. Минуту Ирма просидела с закрытыми глазами, потом нажала кнопку «экзаменатора» (так яхтсмены называли миниатюрное электронное устройство) и сообщила в микрофон не только угол паруса, но и решение задачи. Как только она сказала «все», мгновенно сработал автомат, и огромный парус развернулся.
Некоторое время яхта стояла на месте, как бы набирая силу солнечных лучей, потом плавно двинулась вперед. На этом этапе яхтсмену не разрешалось пользоваться верньером и подправлять парус. Ирма смотрела на шкалу скорости. Яхта шла ходко. Минут через пятнадцать она обогнала две яхты. Новый поворот, новое вычисление. В этом квадрате она застала пять яхт, следом за ней пришли еще две. Она отчалила сразу же за сто первым и семнадцатым номерами. Теперь впереди самая трудная фигура — «восьмерка», на которой проверялась техника вождения.
Вот и она — две параллельные бело-серебристые линии, образующие огромную восьмерку. Яхта устремилась в ворота. «Восьмерка» была узкая — километр шириной, и пройти ее надо было так, чтобы не выскочить за «борт».
Впереди, примерно в десяти километрах, «восьмерку» писали две яхты. Одна, кажется, вильнула за линию, но Ирме некогда было наблюдать за товарищем, терпящим «бедствие». Она догнала яхту под двести пятым номером. Чтобы обогнать ее, взяла левее и очутилась метрах в двадцати от линии «восьмерки». Ирма почувствовала, как холодеет спина. Она осторожно крутила верньер, и ей казалось, что он плохо поддается ее усилиям. Но сна не спешила, опасаясь перекрутить и поставить яхту поперек. Тогда не избежать столкновения с позади идущей яхтой.
Пронесло. Яхта вошла в последний вираж и, лихо описав виток, вышла на прямую трассу. Ирма вздохнула с облегчением.
Вдали белели облака из парусов, яхты плавно описывали последние круги перед финишным рывком. Красивое это зрелище — серебряная аппликация на бездонно-черном фоне. Только в космосе бывает такое.
Яхта плавно пересекла линию пятикилометровой дистанции. Паруса упали. На «курсе» вспыхнуло новое число: диаметр круга восемьдесят метров. «Однако», — подумала Ирма и принялась за вычисления. Сделала она это довольно быстро, за полторы минуты вместо трех, и записала в свой актив пятнадцать баллов. «Экзаменатор» принял расчет, паруса поднялись, и яхта пошла по кругу.
Когда Ирма вышла из круга и почувствовала скорость, когда увидела Олимпийскую планету и черный космос, великий и спокойный, она ощутила небывалый прилив сил. Ни о чем определенном она не думала, или, вернее, думала обо всем сразу: о яхте, которая слушалась ее, о переполненном стадионе, о космосе. Она мчалась в нем, разворачивая паруса к солнцу.
Ирма обгоняла одну яхту за другой. Впереди мелькает еще один парус. Обогнать! Ирма меняет галс. Скорость! Скорость! Две тысячи километров в час. Теперь впереди в ее секторе никого не было. Почудилось, что во всей Вселенной осталась она одна. Ей вдруг стало страшно. Она включила телевизиофон, и сразу же рев трибун оглушил ее. Теперь ей казалось, что она спускается в раскрытые объятия землян, спускается к Луню, чье имя и чей облик воплощали для нее всю Землю.
В Хабаровске было восемь часов утра, когда Козырев поднялся на пятнадцатый этаж Звездного Совета. Информация была слишком важной, чтобы отправиться спать. «Тарханов жив. Сегодня ночью я записала его обращение», — сказала Мадия, как только Козырев в Хабаровске вышел из планетолета. Козырев отвык удивляться чему бы то ни было. Но тут не выдержал:
