Ознакомительная версия.
Девчонка кивнула.
— Что с ним? — одновременно повернулись к Девчонке оба врача, каждый имея в виду своего пациента.
— Он — мессия и был распят, — объяснила она.
— Как это? — воскликнули оба лекаря.
— А вот так, на хресте, — чуть покачиваясь, показала Девчонка, расставив ноги и разведя руки, изображая букву «Х».
— И кот — мессия? — уточнил ветеринар.
— Ага, кошачий, — подтвердила Девчонка, пьяно хихикнув.
Кот утробно завопил, когда его принялись ощупывать, и Мальчик, открыв глаза, произнес довольно внятно:
— Осторожней! Ему же больно!.. Только обязательно вылечите его, пожалуйста! Он должен жить… Это очень важно…
— Разумеется, — заверил ветеринар, — только нужен рентген.
— Пренеприятная рана, — вздохнул хирург. — И ваши конечности не помешает просветить, молодой человек.
Медсестра открыла небольшой белый чемоданчик с переносным рентгеновским аппаратом и, взяв легким движением одну руку мальчика, поднесла ее к экрану внутри чемоданчика. На экране появилось увеличенное изображение внутреннего состояния поврежденной кисти.
Девчонка присела на диван рядом с Мальчиком и оберегала его вторую руку. Мать с ужасом смотрела из-за спины врача на разодранные ткани ладони. Лицо ее было белее костюма.
— Боже! Как я боялась именно этого! Как я пыталась оградить его от контактов с фанатиками… И все-таки они добрались до него!.. Не уберегла…
Девчонка зачарованно смотрела на Женщину.
— Кто это сделал?!.. Где?!.. Как?!.. — устремила она горящий взгляд к Девчонке.
Та не отвела глаз, но и не ответила ничего.
— Говори же! — потребовала госпожа Мэр. — Ты сама-то кто?.. Ах, да, помню… Ты уже год в розыске!.. Где ты скрывалась? Полиция и родители с ног сбились…
Девчонка только криво усмехнулась при упоминании о родителях и продолжала молчать.
— Не трогай ее, мама! — вмешался Мальчик, морщась от боли. — Я все прекрасно помню и знаю сам… Фанаты тут ни при чем…
— Но кто же тогда мог распять тебя, если не религиозные фанатики? — воскликнула, ничего не понимая, мать.
— И кота, мама, и кота!.. — усмехнулся Мальчик очень по-взрослому, что не укрылось от материнского взора, и очень встревожило ее — судьба сына взрывом вырывалась из-под ее контроля. — Уверяю тебя — тут приложил руку некий весьма изощренный философ…
Мужчина в проеме двери чуть насторожился.
— Кто же это?! — нетерпеливо воскликнула мать, горя нескрываемой жаждой мести.
— Предтеча, мама, — посмотрел ей в глаза сын, — мой предтеча, который был так же непорочно зачат своей матерью, как я тобой… Хотя ты никогда мне об этом не говорила…
— Но… — вскинула она руки.
— Я понимаю твои мотивы, — остановив ее взглядом, продолжил он. — Но эта «святая ложь» на какое-то время сделала меня безоружным перед ним… Я не смог перехватить инициативу в философском споре. А это, — горько усмехнулся он, показав глазами и головой на руки, — это, всего лишь, один из моих неуклюжих аргументов в этой схватке интеллектов… Я был вынужден противопоставить словам действия… И спор еще не закончен…
— О боже! — испуганно воскликнула мать. — И когда же он закончится?!
— Да никогда, мама, — заверил ее сын. — Это вечный спор.
— Добра и Зла, — попыталась она вникнуть.
— Нет, — покачал головой Мальчик, — Любви и Свободы… Или, может быть, Созидания и Разрушения…В том-то и проблема, что это спор Бытия с самим собой…
— Ничего не понимаю, — призналась Женщина. — Зачем же распинать?! — Ну, ежели на большее интеллекта не хватает…
— Извините, — вмешался хирург, — вынужден прервать ваши философские экзерсисы, хотя они явно благотворно действуют на психическое состояние пациента… Срочно нужно в клинику! Требуется ювелирная работа, чтобы сохранить руки… Здесь нет условий.
— О-о-ох… — схватилась за грудь мать.
— И мне тоже, — сообщил ветеринар, рассматривая на экране внутренности кота, засунутого в чемоданчик и подающего оттуда тревожные вопли. — Здесь не только кисти, но и вся его, так сказать, трансмиссия, требует срочного оперативного вмешательства.
— Так скорей же! — заторопилась госпожа Мэр.
— Носилки! — крикнул хирург в дверь.
Оттуда появилась парочка дюжих молодцев с носилками наперевес.
Они с помощью медсестер и Девчонки аккуратно уложили Мальчика на носилки, укрепив на груди его перебинтованные руки.
— Боже! Что это на тебе? — только тут заметила мать чужую одежду на сыне. — Ужас какой!
— Нештячней шмоток не раскопала, — объяснила Девчонка. — Его шкурки порезали. Распинали голым. Нам надо было побыстрей линять, пока не кончились фантограммы.
— Фантограммы? — удивилась госпожа Мэр.
— Я отдал им фантомат, — объяснил Мальчик с движущихся носилок, — за кота.
— Но как их найти?! Это же нестерпимо! Таких подонков надо держать в тюрьме! — воскликнула она.
— Лучше не вмешивайся, мама, пока это возможно, — попросил Мальчик. — Когда говорят философы, власть должна молчать…
— Хороши разговорчики! — покачала головой госпожа Мэр. — Бывало в пылу таковых по полчеловечества с лица Земли смахивалось… И я должна молчать?!..
— Молчи, женщина, когда джигиты разговаривают, всегда долдонит мой батяня, утюжа мать по пьяне, — вставила Девчонка.
— А ты зачем идешь? — удивилась госпожа Мэр. — Оставайся здесь. Поговорим, когда я вернусь.
— Нет, мама, — воскликнул сын, — я хочу, чтобы она была со мной… Если вы, конечно, не возражаете? — повернулся он к Девчонке.
— Не боись, малыш, — улыбнулась она, — я с тобой.
Мать удивленно посмотрела на эту замарашку, вдруг возымевшую странную власть над ее сыном. Возражать она не посмела — не в служебном кабинете.
Они поднялись на крышу небоскреба. Вертолет стоял на посадочной площадке метрах в пятидесяти от большого бассейна с телескопической вышкой для ныряния, которая сейчас была опущена. Вода в бассейне была синяя-синяя, как глаза у госпожи Мэр, а стенки — белые, как ее костюм.
Отсюда не было видно ничего, кроме ослепительного шпиля Гостиницы. Город исчез. И было в этом что-тонереальное. Особенно для Девчонки, привыкшей за последний год к жизни в подземелье…
То, что происходило в этот день и на следующий, покрыто туманом. Операция под наркозом, после наркотическое забытье. Изредка всплывают на мерцающем экране лица мамы, бабушки, девчонки, врачей…
Ясность пришла с последующими событиями…
Первое, что увидел Мальчик, проснувшись, было лицо Девчонки, внимательно его разглядывавшей. Длинные волосы ее, раньше забранные в хвост или узел на затылке, а то и распущенные, теперь были заплетены в две косы с большими белыми бантами. От этого лицо ее сделалось совсем детским и немного торжественным.
Ознакомительная версия.
