— Как я тебе сражусь с ним наравне? — устало спросил Пако. — Это ж кролик, мадре.
«Ошейника на нем и впрямь нет», — подумал слингер. На шее торговца остался только запекшийся натертый след.
Зато армейская винтовка по-прежнему болталась у мексиканца на загривке, и телескоп ее по-прежнему был цел, а из змеиного сапога Пако торчал огромный нож-мачете с рубиновой рукоятью. При этом индеец не только оставался жив, но даже, вроде бы, командовал. Всё это как-то не клеилось.
Пепел выпустил дым. Он сказал:
— Это верно, у твоей винтовки узнаваемый голос. Будь я стариной Уилсоном, я бы…
— Старина Уилсон мёртв, — ответил Пако, не оборачиваясь. Он хрипло добавил: — То есть, жив, это самое. Пить, короче. Где моя колада морада?
И торговец наклонился к насосу.
— Мертв, но жив, — сказал Пепел и нахмурился.
Хруп!
Торговец нажал на рукоять. Пока он лакал воду, стрелок пялился на кольцо в носу Буйвола. «Крови один раз нюхнув, индеец хочет еще», — подумал он. У ацтеков, как и у майя, человеческая кровь считалась чем-то вроде наркотика либо запретного деликатеса. И никакого каннибализма, просто каплю-другую чужой крови в нос или в рот, в почитание древней традиции. Казалось бы, эти кровососы постоянно должны заражаться и болеть — но нет. За годы употребления сырой крови у индейцев выработалась феноменальная сопротивляемость. Сколько Фриско знал Трикси, она не болела ни разу, только отравилась однажды после укуса змеи.
Сколько Фриско знал Трикси, она постоянно добывала из него кровь.
— Помощник, — сказал Буйвол. — Объясни моему второму помощнику, что он должен делать. Я скоро вернусь и буду учить тебя и его. Потом я буду еще приказывать.
Пако уже держал для него дверь.
— Вон оно что, — сказал Пепел, глядя в спину удаляющемуся индейцу. — Значит, мистер Кайнс тоже? Мёртвый, но живой?
Торговец скривился и отрицательно помотал головой.
Между лопаток индейца тянулся плетеный ремень, а на нем болталось то самое ружье. Причудливая морская раковина, служившая ему затвором, самую малость горела и пульсировала во тьме, не оставляя сомнений в дьявольской природе оружия. Пучок облезлых перьев, закрепленный на костяном стволе ружья, болтался между ягодиц Буйвола будто птичий хвост.
— Его сестра выгнала из племени, — объяснил мексиканец, едва Буйвол удалился.
— Кого? Какого племени? — не понял слингер.
— Мотеро нашего, кого. Из ацтеков, из какого, мадре.
— Как это — «выгнала», что за бред? — Пепел нахмурился, припоминая слова шерифа. — Она сказала полиции, что никогда его не видела. Это не значит «выгнала». Она хотела его прикрыть.
— Ну выгнала же, слингер. — Торговец скорчился в ухмылке и потер руки. — Выгнала. Ты ж сам говорил, они всё в переносном. Не понимают ничего. А она говорит «я его не знаю». Ну и мотеро наш…
Вумп-вумп.
Мексиканец покосился вверх.
— Ты это тоже слышишь? — спросил Пепел. — Что это?
— Это люди, — Пако то ли скривился, то ли прищурился.
— Какие люди? — не понял слингер.
— Плохие, — ответил торговец, и отвел глаза.
Пепел затянулся в последний раз и потушил окурок.
— Я думал, это мы плохие, — сказал он.
— Колдунья твоя за нами охотится, — сообщил ему Пако.
— Какая еще колдунья? — спросил слингер.
Он покосился на торговца, но тот хранил невозмутимый вид. «Откуда он знает?» — подумал стрелок.
— Игуана твоя, какая, — сказал Пако. — Она, колдунья, прогнала его и гадов напустила. А красный расстроился. Давай, говорит, шерифа того. Ну как отказать было парню, а? Так он уходит, и ружье приносит. И что мне с ним делать, а?
— Она его не прогоняла, — сказал Пепел. — И колдовства не бывает. Это всё механика. Цирковые фокусы. А Игуана, кстати, наверняка в Вегасе будет…
— Змей в трубу кто наслал? — перебил его мексиканец. — Я малым пацаном, понял, на День мертвых шамана ихнего видел, так он тоже змеями повелевал. А потом сделал глиняного скелета… И в бубен бьет. Мигель спрятался, а шаман говорит — горячо, холодно. Я на горячо пошел, а там он и сидит. Ну? Не бывает, говоришь?
— Ацтекского шамана? Я, честно говоря, был помолвлен с такой, с «колдуньей»…
— А пёс его знает, астекского или нет! Я когда малой был, слингер, мы об ацтеках этих слыхом не слышали! Все они были красные, кукарачас без роду, без племени. А потом развелось вдруг: астеки какие-то, миштеки… Тьфу.
— Я вот чего не пойму… — Пепел осекся. — Постой. ты сказал «змей»? В трубе?
— Кукарача, какароч. «Красные» по-вашему!
— Значит, вы тоже ушли через трубу, — пробормотал стрелок. — И тоже видели змей.
«Кто-то научил ацтеков пользоваться техникой, — подумал он, — и сразу же они перебрались на север. А теперь вдруг хотят обратно. Горячо-холодно…»
Повинуясь внезапной догадке, слингер выудил из кармана лезвие — бритву Игуаны. Было «горячо», еще как горячо. Казалось даже, будто лезвие раскалено и немного светится во мраке.
— Я об заклад готов побиться, что никакого колдовства не существует, — произнес стрелок, осматривая лезвие со всех сторон.
— Не бейся об заклад, чико.
— Не буду, — сказал Пепел. — Потому что змей я сам видел. А вот с рабовладельчеством пора завязывать. Мистер Кеннеди запретил его в шестьдесят девятом.
— За что и смерть принял, — ответил Пако. Он вскинул из-под мышки свою телескопическую винтовку и направил ее на слингера. — Бах! Бах! Как ты будешь с ним завязывать?
— Раз у тебя выгорело с изгнанием, — сказал Пепел. — То я, кажется, знаю способ.
Бум! Косая дверь распахнулась. На пороге стоял маленький вожак, и вид у него был чрезвычайно заносчивый. В вытянутой руке Ревущий Буйвол нес комок живого меха, который выгибался и трепыхался изо всех сил.
— Это заяц. Я догнал его и поймал голыми руками, — сказал Буйвол, подняв кролика к свету. — Вот так охотится настоящий охотник. И потому вы мои помощники, а я ваш наниматель. Только человек моего происхождения…
Слингер шагнул ему наперерез.
— Для начала объясни мне, — сказал он. — Вот этот человек, сеньор Рамирес, говорит мне, что твоя сестра тебя изгнала. Это так?
Мексиканец хихикнул. Ревущего Буйвола выходка не тронула. Он так и стоял в горделивой позе, держа кролика на отлёте и весьма красноречиво давая понять, что ждет похвалы.
— Если это так, то значит ты больше не можешь называться ацтеком, пока не вернешься в племя. Это так? — спросил Пепел.
— Это так, — сказал Буйвол, не особенно вслушиваясь. Он добавил: — Теперь хвали меня, помощник, или я тебя накажу за то, что ты говоришь со мной без разрешения.
