для принятия людей, особенно, если учесть именно тот опыт, который стал нашим уделом..."
Позже об этом написал и сам Томаш Лем, сын писателя: "Мое появление на свет было неопределенным, потому что отец не хотел иметь детей. Он считал, что мир жесток и непредсказуем, опасался, что в любой момент может вспыхнуть третья мировая война, неминуемо с использованием ядерного оружия, а значит, не исключено, что война эта окажется вообще последней в истории человечества. В таких обстоятельствах рождение потомка было бы делом по крайней мере неосмотрительным, доказательством необоснованного оптимизма".
И вот в "Футурологическом конгрессе" автор с удовольствием привел весь мир ко всеобщему разоружению. Произошло это не в результате того, что человечество вдруг поумнело и решило отказаться от насилия и военной агрессии, вовсе нет, все произошло гораздо прозаичнее и будничнее. Развитие фармацевтических галлюциногенов привело к небывалой коррупции и подмене действительности. Частные фирмы, получавшие правительственные военные заказы, стали производить локальные галлюцинации вместо реального оружия. Начался лавинный процесс, который закончился тем, что армии и их вооружение заменили химикалиями. "В Наполеона не играл? Съешь таблетку, будешь генерал". В итоге реальная армия оказалась ненужной.
Право, наблюдая за многочисленными коррупционными скандалами в армейских кругах различных стран, приходишь к выводу, что такой вариант развития ситуации не представляется совсем уж фантастическим.
Неологизмы
Слова затем и существуют, чтобы сбивать с толку.
Сальвадор Дали
Лем придавал неологизмам огромное значение. Более того, он считал, что говоря о будущем, невозможно обходиться набором лишь существующих слов. Ибо будущее порождает огромное количество предметов, явлений и процессов, которые не имеют соответствий в прошлом, а значит, получат новые имена и названия.
К "Осмотру на месте" автор от лица Ийона Тихого приложил "Толковый земляно-землянский словарик", во вступлении к которому написал: "Лицам, которые с большей или меньшей язвительностью упрекают меня в том, что я затрудняю понимание моих воспоминаний и дневников, выдумывая неологизмы, настоятельно рекомендую провести несложный эксперимент, который уяснит им неизбежность этого. Пусть такой критик попробует описать один день своей жизни в крупной земной метрополии, не выходя за пределы словарей, изданных до XVIII столетия. Тех, кто не хочет произвести подобный опыт, я попросил бы не брать в руки моих сочинений".
Лем разработал для себя некоторое количество приемов, с помощью которых активно сочинял новые слова. О некоторых из таких приемов он рассказывал в переписке с американским переводчиком Майклом Канделем, подсказывая тому пути преодоления проблем с неологизмами (часто связанными также с игрой слов).
Более того, в письме Канделю от 9 января 1975 года Лем практически сформулировал свою позицию по отношению к использованию неологизмов в художественной литературе:
"A) В зависимости от того, используются ли неологизмы в намерении квази-реалистической серьезности описания мира, представленного в произведении, или же в намерении писать гротескно, это заранее решает поведение автора в литературе, хотя совсем не так может быть в действительности. Склонность к шуткам в серьезных делах свойственна, например, физикам, недавно открытую частицу они назвали "очарованной" совершенно обдуманно, что, пожалуй, еще забавнее, чем "strangeness" - "странность" - в качестве параметрического атрибута иных, ранее открытых частиц. Но то, что допустимо в реальности, не всегда разрешено в литературе.
B) Неологизмы должны вступать в резонанс - с существующей синтагматикой и парадигматикой языка - множеством различных способов. На многих, можно сказать, уровнях можно получить резонанс, создающий впечатление, что данное новое слово имеет право гражданства в языке. И тут можно грубо, топорно произвести дихотомию всего набора неологизмов, так что в одной подгруппе соберутся выражения, относящиеся скорее к сфере ДЕНОТАЦИИ, а в другой - скорее к КОННОТАЦИИ. (В первом случае решающим оказывается существование реальных явлений, объектов или понятий, что-либо выразительно обозначающих внеязыково, в другом же случае главной является внутриязыковая, интраартикуляционная, "имманентно высказанная" роль неологизма.) Однако тем, что составляет наибольшее сопротивление при переводе, является, как я думаю, нечто, что я назвал бы "лингвистической тональностью" всего конкретного произведения, peranalogiam с тональностью в музыкальных произведениях. (Когда одно построено в b-moll, а другое - в Cis-dur.) Например, тональность "Консультации Трурля" целостна, то есть gestalt-quality. ИНАЯ, нежели в рассказе Трурля о МалапуцииХавосе. Это ненамеренное различие возникает, по моему мнению, от чисто эмоциональной напряженности увлечения текстом, который пишешь, ибо интенсивность такого увлечения находит свое выражение в "языковой разнузданности", в дерзком подчинении всего осмысленно-звучащего заявления - намерению, патронирующему произведение (у меня по крайней мере именно так нарочито подчеркивается натиск ожесточенности, скажем). Может быть, заслуживает внимания поиск ответа на вопрос, в какой мере дозволительно неологизмам на разных уровнях (лексикографическом, грамматическом, фразеологическом, идиоматическом) приписать серьезные функции ДАЖЕ в тексте primafacie только гротескном. Ведь гротескность произнесенного заявления МОЖЕТ быть ТАКЖЕ защитой, камуфляжем, в специфических условиях подцензурной публикации, ХОТЯ не может быть и речи о том, чтобы всегда трактовать такой текст как шифр, который надо взломать, или как шелуху, которую следует содрать и отбросить, чтобы добраться до того, что "на самом деле" этот текст скрывает. В противоположность обычному шифру литературный текст неотделим от этой своей "скрытой семантики", и как обычно в литературе, то, "что автор хотел сказать", после разоблачения может оказаться совсем банальным, а новшеством и ценностью perse является именно способ высказывания".
Некоторые придуманные Лемом слова вышли за пределы его произведений и продолжили свою жизнь и в художественных произведениях других писателей, и в публицистике, и в сетевых сообществах, причем часто они используются уже без ссылки на их автора, т.е. фактически стали частью языка. Таковы, например, термины "фантоматика", "интеллектроника", "некросфера", "гастронавтика", "сепулька", "оптисемист" и многие другие.
Лингвистическая прогностика, или Отъязыковое предвидение будущего, или же Отлингвистическая футурология
Если бы человечество знало о своем будущем, оно бы не так смеялось, расставаясь со своим прошлым.
Виктор Шендерович
Время от времени встречается сравнение Википедии (или ее аналогов) с лемовскойЭкстелопедией, описанной в "Мнимой величине". Вообще говоря, это не совсем корректное сравнение. Общее у нынешних сетевых энциклопедий с Экстелопедией лишь то, что они могут оперативно меняться. Но ведь главное в Экстелопедии совсем не это. Ведь "ЭКСТЕЛОПЕДИЯ - это сокращение слов Экстраполяционная Телеономическая Энциклопедия, иначе говоря, ПРИПРЭНЦИК (Прицельное Прогнозирование Энциклопедий) с Максимальным Опережением во Времени". То есть статьи в ней повествуют не о прошлом или настоящем, а о Будущем".
Естественно, на самом деле Экстелопедия была изложена на языке будущего, на котором сегодня никто еще не говорит, а значит, и понять не в состоянии. Поэтому пришлось перевести ее на современный язык.
В
