«Хозяин Зайцев! — растерянно думал Володя. — А мой брат? Кто он?»
Но сейчас не это было самым важным. Сзади, на шее, та самая «ахиллесова пята» унырка. Но как до нее добраться? «Надо заставить его наклониться!» — сообразил Володя.
Он еще раз огляделся. И подскочил к дубинке, прислоненной к стене оврага. Но до дубинки Володя не дотронулся, а стал на четвереньки и начал пристально всматриваться в самую глубокую трещину на земле.
Как он и ожидал, унырк оказался любопытным дураком. Неуклюже ковыляя, он подошел ближе. Володе стало снова страшно, прямо до дрожи, однако он пересилил себя.
— От меня еще никто не удирал, — на всякий случай предупредил людоед.
— Я и не собирался, — небрежно дернул Володя плечом. Очень надо! Ешьте меня на здоровье. Только зачем вам такая худосочина? И зачем вообще было так далеко ходить за добычей, если под ногами у вас селение подземных людей?
Унырк тупо молчал. Наверное, он не мог представить себе такого чуда. И правильно. Ведь все это были выдумки чистой воды. Володя нагло, беззастенчиво соврал — и, видимо, напрасно. Он уже отчаялся было в своей затее, когда унырк своим чугунным, неподвижным голосом спросил:
— А как их оттуда достать?
Володя чуть не подпрыгнул: «Поверил!» И он с жаром начал объяснять:
— В селении деревянных идолов небесные люди выловили всех земных удочками…
— У меня нету удочки, — перебил людоед.
— Да ну ее! — отмахнулся Володя. — Надо, главное, трещину расширить — и все дело. Подземные люди совсем близко, их просто руками достать можно. Ну, давайте!
Наконец-то людоед наклонился. Он согнул свои ноги-обрубки и опустил к земле голову. И тут Володя схватил дубинку и изо всех сил шарахнул ее по шее!
В миг, когда дубинка обрушилась на людоеда, мальчик успел испытать прилив мгновенного ужаса: он никогда никого не убивал, а ударить так, сзади… Однако когда людоед не упал мертвым, а на глазах обратился в груду обугленных камней, из которых, зловеще шипя, показалась Черная змеиная голова, Володя подумал, что, наверное, сделал полезное дело…
Он отшвырнул дубинку и, вскарабкавшись по корням наверх, бросился прочь от логова людоеда.
Некоторое время Володя бежал как сумасшедший, пока не споткнулся о длинный голый корень и не растянулся во весь рост. Полежал, отпыхиваясь. И задумался: а куда он, собственно бежит? Ведь он даже не представляет себе, в какой стороне осталось селение деревянных идолов, где искать Унгхыр. Она наверное, уверена, что Володя погиб, и пошла одна в Куги-Рулкус. Он за эти несколько дней так привык к доброй, хотя и странной старухе, что почувствовал себя сейчас страшно одиноким. И совсем не у кого было спросить совета. Может быть, где-то неподалеку бродил Хозяин Зайцев, но как-то неловко было обращаться к нему за помощью. Вот еще, к какому-то фантастическому существу, еще и божеству в придачу! А про то, чтобы позвать чогграма, и вообще было страшно думать. И Володя пошел на запад, он ведь помнил, что селение Куги-Рулкус где-то в той стороне.
Идти по тайге всегда трудно. Высокий, частый подлесок, переплетение лиан, дикого винограда, причудливо торчащих корней… Дорогу преграждали то бурелом, то покрытые белым грибком кряжистые пни, похожие на огромных одеревеневших спрутов; их хотелось обойти как можно дальше. Некоторые деревья, мрачно сомкнувшиеся кронами, Володя узнавал: лиственница, кедр, ель, аралия… Он и раньше бывал в тайге — настоящей, причудливой дальневосточной тайге, еще с Отцом, но здесь тайга была еще более дремучей, и рядом со знакомыми деревьями он с ужасом и восхищением видел совсем уж диковинные, невероятные растения: вот ствол, похожий на свившихся блестящих, темно-зеленых змей, ставших на хвосты; вот огромные папоротники, каждое перо которых шелестит по-своему и гнется в разные стороны независимо от порывов ветра; вот дерево, ствол которого словно бы раскален изнутри. Крона его так высока, что невозможно разглядеть листья, а до ствола, гладкого и как будто струящего холодный огонь, боязно дотронуться. Видел Володя и дерево с длинными, словно у корейского кедра, пучками серебристо-голубоватых игл, и каждая чешуйка его коры была другого цвета. Ствол переливался, словно самоцветный, и трудно было понять, радостно или печально на душе от этого зрелища, отвернуться ли поскорее хочется или смотреть и смотреть, не отводя глаз… Тихо было, только вдали, словно жалея кого-то, плакал филин.
Володя давно уже перестал понимать и задумываться, то ли он в другое время попал, то ли кусочек этого другого времени вмешался в сегодняшнюю жизнь. Скорее все-таки первое. Но он уже постепенно привыкал к чудесам этого мира и начинал любить некоторых его обитателей: Унгхыр, Хозяина Зайцев, чог… Нет, чогграма он любить не хочет, несмотря на то, что тот дважды спас его. А про Чернонда или людоеда и говорить нечего. Но, во всяком случае, все эти люди и существа постепенно перестали быть ему чужими. И сейчас он почти одинаково хотел бы попасть и на таинственный склон, где потерпел аварию вертолет и где, может быть, его еще разыскивают, и в селение Куги-Рулкус.
Однако он не попал ни туда, ни сюда. Что-то остановило Володю… То ли звук, то ли предчувствие… На всякий случай он приник к земле, осмотрелся пристальнее. И увидел впереди, за деревьями, что-то светлое, искрящееся…
Это оказалось озеро. Или река? Хотелось верить, что это то самое лесное озеро, которое надо преодолеть, чтобы выйти на мыс Тагг-ах. А там, судя по всему, и до Куги-Рулкус рукой подать.
Володя пополз вперед, к самому краю обрыва, который нависал над берегом. Он и сам не объяснил бы, почему просто не идет во весь рост. Но, как оказалось, правильно делал, что полз, потому что едва он поднял голову из-за куста, как увидел смотрящего прямо на него… шамана!
Тот был не один. По песку брели Лунд и еще какие-то охотники. Они тащили к воде легкие, сделанные не то из шкур, не то из коры, лодки. В одной из таких лодок, на вид более прочной, уже покачивающейся у самого берега на воде, стоял Чернонд.
Володя зажмурился, будто надеялся, что так можно скрыться от взгляда шамана. И правда — открыв глаза, он увидел, что Чернонд неторопливо пошел по берегу куда-то в сторону, скликая своих спутников. Они тотчас бросали ношу и послушно бежали следом. Наконец берег опустел. На нем валялись как попало лодки, а одна… у самого берега! И весло!
Нельзя было терять ни минуты. Володя прыгнул с обрыва. В тот миг, когда ноги его ткнулись в рыхлый песок, ему вдруг послышался еле различимый плач чогграма, но тут же далекий голос смолк, и Володя с трудом побежал по песку.
