Когда Айсуда решила, что пора уходить, Мэриет вывел ее из сарая за руку. Они оба разрумянились, их глаза сияли, и по тому, как они двигались, было видно, что они освободились от испытанной в первый момент скованности и стали болтать и спорить друг с другом, Как раньше. И это было хорошо. При прощании Мэриет подставил щеку, Айсуда быстро поцеловала его, в ответ подставила свою, сказав, что он упрямый негодник, каким был всегда, и ушла, немного приободренная, оставив его возбужденным, в почти радостном настроении.
- Я все же сказала, что пришлю за ним лошадь завтра рано утром, сказала Айсуда Кадфаэлю, когда они на обратном пути дошли до первых домов предместья.
- Я то же самое обещал Марку, - ответил монах. - Но Мэриету лучше приехать незаметно, хорошенько завернувшись в плащ. Видит бог, серьезных причин для этого нет, но у меня чешутся руки, и я хочу, чтобы Мэриет был здесь, только его близкие родственники не должны знать об этом.
- Мы слишком уж беспокоимся, - заявила девушка жизнерадостно, воодушевленная своим успехом. - Ведь я сказала тебе, что он мой и никто не отнимет его у меня. Если для того, чтобы вернуть мне Мэриета, убийца Питера Клеменса должен быть схвачен - нечего тревожиться, он будет схвачен.
- Девочка, ты пугаешь меня, - глубоко вздохнул Кадфаэль. - Но я верю, что Бог избрал тебя для осуществления своих планов и карающая молния вылетит из твоей руки.
В теплой, освещенной мягким светом маленькой комнатке странноприимного дома после ужина сидели две девушки, обсуждая предстоящие завтра дела. Спать им не хотелось, слишком многое занимало их умы, чтобы они могли помышлять о сне. Служанка Розвиты, приставленная к ним обеим, ушла спать час назад. Этой простой деревенской девушке нельзя было доверить выбор драгоценностей, украшений и духов, приличествующих такому знаменательному событию - свадьбе. Поэтому на Айсуду была возложена обязанность причесать подругу, помочь ей надеть свадебный наряд, проводить от странноприимного дома до церкви, там у входа снять плащ с плеч невесты и снова набросить (ведь был декабрьский мороз!), когда та, уже в роли новобрачной, выйдет из церкви, опираясь на руку своего мужа.
Розвита разложила свое платье на кровати, чтобы можно было расправить все его складки, посмотреть, как пришиты рукава, насколько хорошо подогнан корсаж, и подумать, не следует ли подтянуть потуже пряжку позолоченного пояса.
Айсуда ходила по комнате, небрежно отвечая на мечтательные замечания и вопросы Розвиты. У одной стены стоял деревянный, обитый кожей сундук с вещами девушек, и вынутые из него мелочи были разбросаны повсюду - на кровати, на полке, на крышке сундука. Возле лампы стояла шкатулка с драгоценностями Розвиты. Айсуда лениво запускала в нее руку и вытаскивала одну вещицу за другой. Она не испытывала особого интереса к украшениям.
- Как ты думаешь, может, надеть желтые камни? - спросила Розвита. Они хорошо подойдут к золотому шитью пояса, а?
Айсуда поднесла янтарное ожерелье поближе к свету и медленно пропустила его сквозь пальцы.
- Очень хорошо подойдут. Но давай я посмотрю, что там у тебя еще есть. Ты мне никогда и половины этого не показывала. - Девушка с любопытством перебирала драгоценности, как вдруг в глубине увидела блеснувшую эмаль, а потом выудила с самого дна шкатулки крупную фибулу - брошь старинного фасона, - несомкнутое кольцо с поперечной булавкой-язычком. У кольца были широкие расплющенные концы с замысловатым орнаментом: филигранный узор золотом по эмалевой поверхности - извивающиеся тела сказочных животных, которые с первого взгляда показались ей переплетенными растениями, но, вглядевшись попристальнее, она поняла, что это скорее всего все же змеи. На ромбовидной головке серебряного язычка-булавки был выгравирован и покрыт эмалью стилизованный цветок; заостренный конец булавки выступал за пределы кольца на длину мизинца Айсуды, а само кольцо было величиной с ее ладонь. Девушка, вынимая фибулу на свет, начала было говорить: "Я никогда не видела ее..." - но вдруг замолчала, и это заставило Розвиту поднять глаза. Она быстро встала, подошла, сунула руку в шкатулку и бросила фибулу снова на дно, так, чтобы ее не было видно.
- О, эту не надо! - сказала Розвита, поморщившись. - Она слишком тяжелая и такая старомодная. Положи все обратно, мне понадобится только желтое ожерелье и гребни для волос. - Она решительно захлопнула крышку шкатулки, взяла Айсуду за руку и подвела к кровати, на которой лежало приготовленное платье: - Смотри, тут на вышивке распустилось несколько стежков, ты бы не подобрала их? Ты лучшая вышивальщица, чем я.
Айсуда со спокойным лицом умело стала делать то, о чем ее попросили, время от времени бросая взгляды на шкатулку, в которой лежала фибула. Когда пришел час заутрени, она сделала последний стежок, оторвала нитку, отложила работу в сторону и объявила, что уходит, так как хочет присутствовать на службе. Розвита, раздевавшаяся в этот момент, чтобы лечь поспать, не стала ее отговаривать - сама она, конечно, присоединяться к Айсуде не собиралась.
Брат Кадфаэль после заутрени вышел из церкви через южные двери. Он намеревался на минутку зайти к себе в сарайчик посмотреть, погашена ли жаровня, которой вечером пользовался брат Освин, хорошо ли закупорены все сосуды, закрыта ли дверь, чтобы помещение не совсем выстыло.
Мороз пощипывал, ночь была звездной, а Кадфаэлю и не нужно было другого света, чтобы найти привычную тропинку. Но только он вышел из-под арки во двор, как кто-то требовательно потянул его за рукав, и задыхающийся голос прошептал ему на ухо:
- Брат Кадфаэль, мне нужно поговорить с тобой!
- Айсуда! В чем дело? Что-нибудь случилось?
Монах быстро повел девушку в одну из ниш скриптория; там сейчас никого не должно было быть, и никто не заметит, если они спрячутся в каком-нибудь укромном уголке. Возле плеча Кадфаэля еле-еле виднелось напряженное лицо Айсуды - бледный овал над темным пятном плаща.
- Да, случилось! Ты же сказал, что молния вылетит из моей руки! Я нашла кое-что у Розвиты, в шкатулке для драгоценностей, - быстро проговорила Айсуда на ухо Кадфаэлю. - Спрятано на дне. Большая фибула, очень старая и красивая, из золота, серебра и эмали, такие делали еще до прихода норманнов. Величиной с мою ладонь, с длинной булавкой. Когда Розвита увидела, что я держу ее в руке, она подошла, бросила ее обратно в шкатулку и захлопнула крышку, сказав, что эта штука слишком тяжелая и старомодная, чтобы ее носить. Вряд ли Розвита знает, что это за фибула и как она попала к человеку, который подарил ей эту вещь, хотя, наверное, этот человек предупредил, чтобы она не носила ее и никому не показывала, по крайней мере сейчас... А то почему она так быстро убрала ее? А может быть, фибула ей просто не нравится, и в этом все дело. Но я-то знаю, что это за фибула и чья она, и ты тоже будешь знать, я скажу тебе... - Торопясь выговориться, девушка задохнулась и, наклонившись ближе к Кадфаэлю, обдала его щеку своим теплым дыханием. - Я видела эту вещь раньше, а Розвита, может, и не видела. Ведь это я забрала у него плащ и внесла в дом, в комнату, которую приготовили для него. Фремунд принес его седельные сумки, я - плащ... а эта фибула была приколота у ворота.
