— Со мной все в порядке, — заверил я. — Я озабочен твоим благополучием и необходимостью доставить тебя обратно на «Софал» как можно скорее.
— Ты совсем не разговариваешь со мной, — пожаловалась она. — Раньше, когда мы виделись, ты всегда много говорил.
— Пожалуй, даже слишком много, — признал я. — Видишь ли, я стараюсь не докучать тебе.
Она опустила глаза.
— Но я не возражаю, — сказала она почти неслышно.
Я улыбнулся и героически промолчал.
— Видишь ли, — продолжала она обычным голосом, — сейчас обстоятельства очень отличаются от любых обстоятельств, с которыми я когда-либо сталкивалась. Я начинаю понимать, что правила и ограничения, согласно которым я жила среди своего народа, неприменимы к столь необычным ситуациям. И к людям, настолько далеким от тех, чьим поведением эти правила были предназначены управлять.
Я очень много думала о разных вещах. О тебе.
Я фыркнул.
— Эти странные мысли стали приходить мне в голову после того, как я первый раз увидела тебя в саду в Куааде. Я стала думать, что, быть может, интересно было бы поговорить с другими людьми, кроме тех, с кем мне было позволено видеться в доме джонга, моего отца. Мне надоело разговаривать все время с одними и теми же мужчинами и женщинами, но обычай сделал из меня рабыню и трусиху. Я не осмеливалась делать то, что мне больше всего хотелось делать. Мне всегда хотелось поговорить с тобой, и теперь у нас есть немного времени, прежде чем мы окажемся на борту «Софала» где я снова должна буду подчиняться законам Вепайи. Я хочу быть свободной, хочу поступать, как мне нравится, хочу говорить с тобой.
Эта наивная декларация открыла мне новую Дуари, в присутствии которой было совершенно невыносимо заниматься суровым платонизмом, однако я продолжал закалять себя, претворяя в жизнь свою решимость.
— Почему ты не говоришь со мной? — потребовала она ответа, поскольку я не торопился прокомментировать ее признание.
— Я не знаю, о чем говорить, — признался я, — если только мне не будет позволено говорить о том, что постоянно занимает мои мысли.
Мгновение она оставалась в задумчивости, брови ее сошлись к переносице, затем она спросила, как будто в неведении:
— О чем это?
— О любви, — сказал я, глядя ей в глаза.
Ее веки опустились, губы задрожали.
— Нет! — воскликнула она. — Мы не должны говорить об этом. Это неправильно, это дурно.
— На Амтор любовь считается дурным поступком? — спросил я.
— Нет, нет, я не это хотела сказать, — поспешила она возразить, — но не следует говорить со мной о любви, пока мне не исполнилось двадцати лет.
— А когда исполнится, я смогу так поступать, Дуари? — спросил я.
Она покаячала головой, как мне показалось, немного печально.
— Нет, и тогда не сможешь, — ответила она. — Ты никогда не должен говорить со мной о любви, это грешно. И я не должна слушать, это тоже грешно, потому что я дочь джонга.
— Тагда, наверное, все-таки лучше будет, если мы совсем не станем разговаривать, — мрачно сказал я.
— О нет, давай немножко станем, — взмолилась она. — Расскажи мне об этом странном мире, откуда ты, как говорят, прибыл.
— Не стоит, Дуари, — сказал я. — Смотри, мы уже подходим к берегу.
Всего несколько сот футов отделяло нас от океана. Далеко в море я увидел «Софал», и теперь перед нами встал вопрос — как сигнализировать о нашем присутствии на берегу.
Недалеко от нас над морем нависал достаточно высокий утес. К нему я и направился в сопровождении Дуари, послав ангана к ближайшим кустам за хворостом. Подъем был крутым, и большую его часть я считал (или делал вид, что считаю) необходимым помогать Дуари, в частности, поддерживая ее за талию и чуть ли не внося на руках наверх. Сначала я боялся, что она станет возражать против такой активной помощи, но она смолчала.
На вершине утеса я торопливо собрал принесенные сухие ветки и листья в кучу. Анган помогал мне. Мы соорудили неплохой костер, посылающий в небо столб густого темного дыма. Ветер стих, и дым поднимался высоким, прямым столбом, почти упираясь в тучи. Я был уверен, что он будет замечен на борту «Софала», но я не знал, правильно ли они его истолкуют.
Волнение на море было еще достаточно сильным, чтобы помешать отправить за нами лодку. Но с нами был анган, и если «Софал» подойдет ближе к берегу, он вполне может перебросить нас по одному на борт.
С вершины утеса нам был виден восточный берег реки, и как раз в этот момент анган привлек мое внимание к чему-то в той стороне.
— Идут люди, — сказал он.
Я не сразу увидел их, настолько они были далеко, тем более я не мог распознать их. Но даже на таком расстоянии я был уверен, что они не принадлежат к расе дикарей, которые атаковали Дуари и кланган.
Теперь задача немедленно привлечь внимание «Софала» стала весьма насущной, и с этой целью я быстро соорудил еще два маленьких костерка на некотором расстоянии от первого, так что с моей точки зрения, каждому идиоту на борту корабля должно было стать очевидным, что это преднамеренный сигнал, а не случайный пожар или костер на чьей-то стоянке.
Приближающийся отряд, во всяком случае, понял это мгновенно. Они уже изрядно сократили дистанцию между нами. Теперь было видно, что это вооруженные люди той же расы, что вепайяне или торане.
Они были уже совсем недалеко от нас, когда мы увидели, что «Софал» меняет курс и направляется к берегу. Наш сигнал был замечен, и наши друзья направлялись выяснить, в чем дело. Но успеют ли они вовремя? Для нас это было не просто волнующее состязание.
Ветер снова стал сильнее, и море опять расходилось. Я спросил ангана, сможет ли он справиться с ветром. Я твердо решился отправить Дуари на корабль по воздуху, если получу утвердительный ответ.
— Смогу, если буду один, — ответил он. — Но сомневаюсь, что смогу, если буду нести еще кого-то.
Я вздохнул. Мы смотрели, как «Софал» танцует на волнах, подбираясь все ближе. А вооруженные незнакомцы были уже у подножия утеса. Теперь у меня не было сомнений, кто доберется до нас первым. Единственная надежда была на то, что тем временем «Софал» уменьшит расстояние между нами достаточно, чтобы анган мог попытаться перенести Дуари на корабль.
Вот отряд достиг небольшой площадки на середине подъема. Воины остановились и рассматривали нас, что-то обсуждая между собой.
— С ними Вилор! — внезапно воскликнула Дуари.
— И Муско, — добавил я невесело. — Я вижу их обоих.
— Что нам делать? — вскричала Дуари. — О, я не могу снова попасть в их руки!
— Этого не будет, — уверил я ее.
«Софал» подошел еще немного ближе. Я шагнул к краю утеса и глянул вниз, на взбирающийся отряд. Они снова двинулись в путь. Я обернулся к ангану.
