- А что слышно насчет разбойников? - спросил Бофранк.
- В них нет здесь надобности - ни торговых караванов, ни паломников... Люди, что живут в окрестностях Сваме и на самом острове, жаждут уединения.
- Их там много?
- Откуда нам знать? Мы не вступаем с ними ни в какие сношения... Иногда от них приезжают торговцы, продают или меняют на разные вещи ценные шкуры, редкие камни. Но такое случается раз в год, порою два, не чаще. О живущих на Сваме ходят легенды - жуткие, глупые, нелепые.
- В городе есть кто-нибудь, кто может рассказать нам больше?
- Оставьте, - махнул рукою бургмайстер. - Никто не скажет вам, ибо не знает. А сказки старух здесь не в подмогу. Отведайте лучше еще вот этих чудных фаршированных рыбьих глаз - бьюсь об заклад, в столице такое блюдо не подают даже к столу герцога.
Конестабль нашел фаршированные глаза отвратительными как на вид, так и на вкус, но не подал виду и продолжал:
- Холодно ли будет в ближайшие недели?
- По разным приметам скорее холодно, нежели тепло; но холода вам бояться не стоит, ибо на середине пути станет заметно теплее, потому что в тех местах море богато теплыми течениями, а горы - кипящими источниками.
- А где мы можем купить лошадей?
- Конечно же, у меня. Я готов сделать скидку на четверть против других, - сказал бургмайстер, и тут стало ясно, что он с радостью продаст путникам распоследних одров; другим же торговцам, если таковые и есть, не велит продавать совсем ничего. С этим придется мириться.
- А есть ли у вас проводник? - спросил на сей раз уже Эблес.
- Да, мы наняли его в Оксенвельде, - отвечал конестабль, решив умолчать об истинных причинах, по которым молодой Оггле Свонк примкнул к ним. - Это житель Ильта.
- Вонючий любитель рыб?! - усмехнулся бургмайстер. - Что ж, оно и понятно: вряд ли кто другой даже за большие деньги взялся бы отвести вас к Сваме. Но я вижу, вы больше не голодны? Не угодно ли побеседовать у очага за бокалом вина? Или прикажете позвать женщин? Здесь не столица, но и в наших краях есть очень приятные дамы, сущие милашки...
Клааке встал и, поблагодарив бургмайстера за ужин, пожелал идти спать. Бофранк присоединился к нему.
- Что ж, как вам будет угодно, - пожал плечами Эблес. - Я жду вас к завтраку, тогда же решим с лошадьми. Если вам что-то нужно, в коридорах нетрудно найти слугу.
Опочивальня для гостей представляла собою огромное ложе, заваленное подушками и меховыми покрывалами. С краю уже спал Аксель, и Бофранк поморщился: еще ни разу не приходилось ему ночевать в такой компании. Клааке же тем временем спокойно разделся и, пожелав конестаблю приятных сновидений, почти сразу же уснул.
Бофранк же сел в кресло подле камина и задумался. Сон не шел - виною тому было и неудобство ночлега, и обильный жирный ужин, рыбный привкус которого стоял притом до сих пор во рту конестабля...
Но главной причиною было сомнение Бофранка.
Сомнение в том, что поход к Ледяному Пальцу с самого начала был разумен.
Недаром грейсфрате Баффельт хотя и мягко, но пытался отговорить конестабля. Возможно, некие изыскания в столице дали бы плоды... но как скоро и насколько реальные?
Был и иной путь - разыскать Гаусберту... Но что сказала бы девушка? К тому же, попади она в руки миссерихордов, кто знает, что сталось бы? Вот почему лишь один путь видел Бофранк - на остров Сваме, Ледяной Палец. Вернувшись оттуда, он многое познает, что поможет ему отыскать убийц.
Или не вернется совсем.
Или не познает ничего.
Бофранк поднялся и подошел к узкому окну, забранному слюдяными пластинами, - видимо, стекло тут было дорогим даже для бургмайстера. За ним на фоне темно-фиолетового неба, украшенного звездами, чернели горные вершины, где-то далеко за которыми находился пресловутый остров Сваме.
Я ненавижу лживость и обман,
Путь к истине единственно мне гож,
И, ясно впереди или туман,
Я нахожу, что он равно хорош;
Пусть сплошь и рядом праведник бедней
Возвышенных неверьем богачей,
Я знаю: тех, кто ложью вознесен,
Стремительнее тянет под уклон.
"Ясно впереди или туман... " Впереди как раз туман. Нет, сирвента не о том. Совсем не о том, как и в тот раз, когда они с Гаусбертой и Акселем спешили к шахте, чтобы покинуть поселок, где Бофранка ждала, по словам девушки, смерть.
Неожиданно конестабля уколола ревность - жестоко, в самое сердце.
В самом деле, отчего Гаусберта предпочла молодого Патса?
Оттого, что он моложе, красивее, здоровее, руки его не испачканы ни в чьей крови... Разум услужливо подсказывал конестаблю причины, но он отмахивался от них, словно человек, по несчастью попавший в самую гущу комариной стаи, которые порою кружат в теплый день недалеко от стоячих водоемов.
Взглянув еще раз в окно, а затем на спящих спутников, Бофранк решительно покинул опочивальню. Спустившись по лестнице, он нашел сонного престарелого слугу, несшего куда-то канделябр.
- Где хире бургмайстер? - спросил конестабль.
- Где ему быть, как не развлекаться, - отвечал старик, обнаружив при этом полное отсутствие зубов.
- Отведи меня к нему.
Как выяснилось, развлекался Эблес в комнате рядом с той, где недавно проходил ужин. Бургмайстер возлежал на ложе, подобное которому только что едва не разделил с Клааке и Акселем конестабль; подле него помещались три разнузданного вида девицы, чьи тела были весьма непристойно обнажены там и сям. Завидев конестабля, Эблес ничуть не смутился.
- Я рад, хире, что вы по размышлении приняли мое предложение! Ничто так не снимает усталость путника и не бодрит перед трудным днем, как тело женщины и хорошее вино! Возьмите же бокал, а я представлю вас этим чудесным созданиям. Вот хиреан Агнес, вот хиреан Альдусина, хиреан Равона...
Все три красотки ничуть не блистали собой; лет им было за тридцать. С жидкими волосами и широкими задами, они, тем не менее, легко могли оказаться первыми прелестницами города. Бофранк не стал тратить время на дальнейшие размышления - он взял со стола кувшин с вином и жадно сделал несколько глотков. После этого его обвили жаркие руки хиреан Альдусины, и конестабль повалился в пахнущие псиною шкуры.
Как ни странно, но утро Бофранк встретил в выделенной для гостей опочивальне. Он лежал ничком поперек кровати, потеснив Клааке, а Аксель так и вовсе свалился на пол и там крепко спал. За окном, судя по рассеянному красноватому свету, всходило солнце; конестабль поднялся, ощущая головную боль и слабость в членах. Пошатываясь, он добрался до кресла, сел и только тогда обнаружил, что совершенно наг.
- Нагие и нищие, побрели они по дорогам, стеная и жалуясь, но никто не протянул им руки и не подал пропитания, ибо согрешили они... - пробормотал конестабль. Тут же припомнились мерзкие подробности минувшей ночи, о многих из которых Бофранк ранее лишь читал в подобающих книгах или слышал на лекциях. Его едва не стошнило, но конестабль все же сумел удержать в себе выпитое и съеденное накануне и принялся искать таз для умывания.
