Мы пошли вверх, не вниз. Я не стал спрашивать почему. На лестнице было темно даже для моих глаз. Я слышал сюрреалистичное эхо жизни, текущей где-то за стенами: глухой треск, лязг, временами тонкий высокий свист. Я не мог выделить голоса, если они были, я слышал лишь отдельные звуки. Гидраны впереди меня взбирались, не разговаривая и не оглядываясь. Спираль лестницы становилась все уже; я делал шаги все более осторожно, следуя за ними через воронку тишины.
Наконец мы переступили порог и вышли на чистый ночной воздух. Я глубоко вздохнул. Мы стояли на платформе на вершине башни, возвышающейся над куполами крыш. Здание под нами было идентично сотне других, которые я увидел, оглядывая город: большинство было с куполами и башнями, но я не мог заметить этого, когда бродил по улочкам внизу.
Лицо Мийи серебрилось в свете поднимающейся луны Убежища. Я снова задержал на ней взгляд и отвернулся только тогда, когда она заметила это.
Колонна рядом со мной и еще с полдюжины подобных ей поддерживали меньший, полупрозрачный купол над нашими головами. Мои пальцы прошли по ней, стирая слой бархатной пыли. Я не мог сказать, из чего была сделана колонна и что должен был значить узор на ее поверхности. Рядом со мной висела изящно изогнутая металлическая трубка.
— Это называется ш'ан. Он для… ан, — мягко произнесла Мийа позади меня: она колебалась, словно знала, что нельзя найти точный аналог этого слова на языке людей. Слово гидранов было переведено в моем мозгу как медитация/молитва/сон. — Когда ан лирр — облачные киты — прилетали, чтобы поделиться с нами своим ан, часто лил дождь или шел снег, тогда для ш'ан была нужна крышка. — Она отошла, и ветер разделил нас, пока она всматривалась в ночь. — Но они не приходят больше. И почти никогда нет ни дождя, ни снега.
Я бросил взгляд туда, где далеко за крышами мутные воды реки исчезали в сумеречной стране облачных рифов — скрытом мире Отчизны.
— Почему они больше не появляются здесь?
Она пожала плечами, облокотившись на низкие перила платформы.
— Судя по тому, что… я слышала, Тау манипулирует магнитным полем Убежища, чтобы облачные киты проплывали преимущественно над теми местами, где у них появляются более «продуктивные» грезы. — Она покачала головой. — Но ойазин говорит, что они покинули нас, потому что больше не узнают нас, поскольку мы оставили Путь…
— Ойазин? Бабушка?
— Да. — Она не удивилась.
Я сморщился.
— Что такое? — спросила она.
— Протс, — ответил я. — Мне не хочется верить этому.
— Тому, что ойазин разделяет наши намерения?
— Тому, что Протс может быть в чем-то прав.
Она улыбнулась.
— Насколько она связана с вами? — спросил я.
— Она учит нас ясно видеть Путь. Она учит нас чтить наше наследие. Она не судит нас за то, что мы должны были сделать, чтобы спасти наш народ. И все.
— Получается, не Бабушка предложила вам похитить Джеби.
— Конечно нет. — Легкое раздражение промелькнуло в ее глазах. — Это не ее Путь… Это наш путь. — Ее рука сжалась в кулак, но угрозы в этом не было. Я вспомнил жест клятвенного обещания в Старом городе.
— Говорят, что вы можете сказать, когда врет шишка из корпорации. По движениям губ.
На этот раз Мийа отвела взгляд, вместо того чтобы улыбнуться. Не говорили ли на этой стороне реки то же самое о всех людях?
— Ты веришь, что облачные киты вернутся, если у них появится такал возможность?
Она снова подняла на меня глаза. На этот раз я поразил ее.
— Не знаю… — Она подошла к металлической трубке, висящей на колонне, легко прикоснулась к ней губами. Я вдруг понял, что это флейта. Она заиграла, и музыка была подобна движению облаков по небу.
— Вы таким образом зовете их? — спросил я. Память уносила меня к другой музыке, в другие миры под другими небесами.
Мийа кивнула, аккуратно возвращая флейту на место.
Я опустил глаза, а когда снова поднял их, на ее плече сидела летучая мышь. Она рассеянно погладила ее. Я не знал, откуда появилось животное, и настороженно наблюдал за ним.
— Подобное существо пыталось выцарапать мне глаза, — сказал я.
— Некоторые учат своих таку нападать на тех, кто… закрыт.
— Зачем? — спросил я со злостью.
— Тот, кто закрывает свои мысли, может вынашивать опасные для нас планы, — сказала она неохотно, словно ощущала, как чувство вины горит на моем лице. — Но таку добрые… — Я отвернулся, когда она прикоснулась щекой к животному, которое прижалось к девушке лбом, покрытым шерстью, тихо что-то щебеча. — Вот до чего мы дошли: уже думаем о том, чтобы сделать что-то нехорошее. — Мийа пыталась подтолкнуть мышь лететь ко мне, а та неловко жалась к ее плечу, упрямо вцепившись в тяжелую куртку когтистыми лапками. Я не знал, беспокоиться мне или радоваться.
— Ты сказала, что она чувствует людей. Она обладает телепатией?
— Да. — Взгляд девушки снова был полон удивления, словно она забыла, что я почти ничего не знаю о таких вещах, а догадаться не могу, и это снова привело меня в смятение: то ли я почувствовал себя лучше, то ли просто чужим. — Они похожи на меббетов, которые живут здесь изначально. Но меббеты не умеют летать и не обладают телепатией. Таку — единственные телепаты на Убежище, если не считать нас и облачных китов. Их создали облачные киты.
— Ты действительно веришь, что их создали облачные киты? — Я затаил дыхание.
— Мы знаем это. Тысячу лет назад на Убежище не было ни одного таку.
— Медитация — мать открытия… — Я подумал, сотворены ли они случайно, как полузаконченное лицо, виденное мной в рифах… или же облачные киты почувствовали себя одинокими, или они думали, что одиноки гидраны. — Погоди минутку. Ты сказала, что облачные киты — телепаты?.. — В тех сведениях о китах, которые стали известны мне, на это не было даже намека. Но это сходилось с тем, что говорил Воуно: гидраны чувствуют отблеск мыслей, сохранившийся в рифах. Я внезапно понял, что мои собственные ощущения в рифах — пробудившийся дар — могли быть не случайны.
— Тогда почему…
— Значит так полукровка пытается понять, что мы потеряли? — Наох возникла рядом со мной из воздуха.
— О Боже! — Я отступил и покраснел под взглядом Наох.
— Мебтаку, — сказала она. Летучая мышь — таку — кружилась вокруг ее лица. Я подумал, что значит мебтаку. Не является ли это слово командой для подобных существ? Рада ли мышь появлению Наох? Та отбросила ее, но мышь возвратилась — и внезапно исчезла, словно женщина выкинула ее из существования. Мийа нахмурилась, но если что-то еще и происходило между ними, они не собирались этим делиться со мной.
— Я видел, как выглядит Фриктаун, — сказал я. — И я говорил с Хэньеном…
