Капитан почесал затылок.
— Нет в моем сердце веры, Туути. Пусто здесь, — он указал на правую сторону груди. — Вот когда прорастет…
— Как знаешь, — страж в свою очередь почесался под мышками и направился к выходу.
В этот момент у порога послышался шум, затем какая-то возня и в камеру вбежал Савл. Он поднял правую руку, издали окликнул меня.
— Учитель. Теперь можешь называть меня Павлом… Я прозрел, — и тут же убежал.
Дверь в камеру со скрипом захлопнулась. Я принялся деловито готовить себе ложе. Руки у меня тряслись. Собравшиеся вокруг помоста заключенные не сводили с меня глаз. Один из них — наверное, провокатор, — осторожно приблизился и дернул за рукав.
— Куда они все?
— Ковчег позвал.
— А-а, понятно.
Ему было понятно!
Надо же такому случиться — этот худолицый, изможденный дьори понял, а я, убей меня прозрачный, терялся в догадках.
С ума они, что ли, все посходили?
Я был в растерянности, не знал, как поступить. Следовать за ними? Однако внутренний голос ясно подсказал, мой час еще не пробил. Убедил — успокойся, побудь в темнице. Как же я мог оставаться спокойным, как мог не трепетать?! Он назвал себя Павлом! Свершилось! Он запомнил!.. Он испытал удар грома и блеск молнии, пригвоздившей некоего сборщика налогов к пыльной дороге. Это случилось на пути в Дамаск. Какая разница, где и когда это случилось?! Диво, что это вообще произошло! Выходит, будет происходить всегда и везде, будь то в среде разумных пернатых, между осознавшими свою стать динозаврами, в скопище разумных млекопитающих или в компании удивительных рефлексирующих взвесей. Это было чудо почище хождения по водам (тем более, когда под ногами у тебя старый, надежный друг-вернослужащий), исцеления слепого, которому нетрудно было помочь посредством самых совершенных медицинских технологий. Но запомнить имя апостола можно только, если оно крепко запало в память. Если называться им губошлеп почитает за самую высокую честь!
Вот это чудо, так чудо!
* * *
Через пару дней меня отвели в просторную светлую комнату, где все в тех же креслах, что и на корабле, располагались Ин-ту и Ин-се.
Я был готов к чему угодно — к казни, душеспасительным беседам, попыткам пропустить меня через интеллектор, к встрече с попечителем, принявшим образы этих двух странных стариков, к тьме посреди светлого дня, громам и молниям, но только не к детально выверенному, имевшему для меня самые серьезные последствия, но по форме явно опереточному, допросу. Хозяева, правда, вели себя на редкость доброжелательно. Недолюбливавший меня Ин-ту начал первым. Он прищурился и спросил.
— Осознал, продажная ты душонка?
— Что?
— Величие ковчега. От его проницательного взора, захватчик, не спрятаться, не укрыться. Вмиг сорвал с тебя маску.
— Сорвал маску? Какую? Зачем, величество, надо было Суллу засовывать в интеллектор?..
— Мы здесь ни при чем, — поспешил объяснить Ин-се. — Это местные власти поспешили. Мы все больше словом работаем. Что сделано, сделано. Давай-ка, знахарь, поговорим о более важных вещах. Ответь, когда намечается вторжение? Где будет нанесен главный удар? Сколько фламатеров задействуют твои хозяева. Ты должен знать, уж больно хитер оказался. Ведешь себя как повелитель.
Я уже совсем было решился объясниться начистоту — заявить, что я и есть повелитель, только не здешний. Прибыл издали, не по своей воле, послан с заданием, чтобы вас, умников из пробирки, приструнить, поставить на место. После таких слов мне уже нельзя будет оставаться в Запретном городе. Значит, левую ногу в руки, пару залпов и рывок на внутренний двор цитадели. Там переключаю рычажок и в пух и прах разношу участок стены. Выбираюсь на берег, вызываю Быстролетного. Вот он, верный дружище!.. Мы стартуем прямо на глазах изумленной охраны. Вам, славным, останется только скрежетать зубами от злости.
Я усмехнулся — точнее попытался изобразить усмешку. С толстоватыми губами это не так просто. Смешно доверять почувствовавшим вкус власти биокопиям. Они понимают только язык силы. Сыграть с этими антихристами в откровенность?
Ищите дурака.
— О чем вы, величество? Какое вторжение? Какие фламатеры? Прозрачные, что ли, повылезали из преисподней?
— Ты, проныра, — предостерег меня Ин-ту, — с прозрачными поосторожнее. Лучше чистосердечно признайся в сговоре. На чем сошлись? В ответе не забудь упомянуть, сколько боевых фламатеров задействовали твои хозяева? Кто у нас здесь кощей, кто леший, кто вампир? Какие планы у повелителей? Опять загнать нас на подземные заводы и заняться постройкой межзвездного флота? Ублюдков нам добавить или свести наше племя с лица мирозданья? Говори, знахарь!
— Охотно, только сначала не могли бы вы, величества, объяснить, кто такие ублюдки?
— Вот и прокололся! Вот и прокололся! — обрадовался Ин-ту. Он бурно почесался — порой хорды, даже самые разумные, вели себя, как дети.
— Среди горцев кто только не бродит, — добавил я, — вот только ублюдков я пока не встречал. У нас все братья, а у вас чуть что сразу «ублюдок», «проныра», «мошенник».
Старцы переглянулись, потом в один голос, с ясно выраженным отвращением на лицах заговорили.
— Кто такие ублюдки, об этом у своих хозяев поинтересуйся. Мало того, что мы вынуждены были трудиться на них, по струнке ходить — за любую провинность нас разделывали на составные части, — так они еще и наших мамок для своих плотских развлечений использовали. Особую разновидность вывели для собственных удовольствий. Их потомки и есть так называемые ублюдки. Что прикажешь было делать с этими изнеженными созданиями, когда небо сомкнулось, когда мы остались один на один с этой вонючей планетой. Мы пахали, а эти лепестки не желали трудиться, вот и гибли тысячами. И жалко их было, и к труду никакому не приставишь. Они могли только перышки чистить да прихорашиваться, а с точки зрения знания ремесла, интеллектуальной деятельности — сплошь нули. И последыши их такими же оказывались — никакого толка с точки развития высших уровней сознания. За редкими исключениями. Почему-то именно от них иногда появлялись чрезвычайно одаренные особи. Тебе понятно, о чем идет речь?
— Так точно, величество.
— То-то и оно, — слово вновь взял Ин-ту, — а то все прикидываешься диким горцем. А горцев-то, оказывается, двое. Один скончался пять сезонов назад, другой — вот он, дурака валяет. Валяй, валяй, мы таких субчиков уже видали. Все они в преисподней теперь маются.
— Таких, как я, не видали, — твердо возразил я.
— В этом ты прав, каналья. Таких, как ты, не видали. Уж больно хитрую игру ты затеял. Судя по доставшимся нам анналам, повелители все о каких-то еретиках и извращенцах в своих рядах толковали, хотели их приструнить. Как написано в параграфах, указать им истинный путь.
