Теперь следовало открыть зонд, этот злосчастный шар, внутри которого таилась загадка. Они заплатили за него высокую цену. Время не терпело, но эти последние минуты они не могли просто стереть из своей памяти. Они сняли свои скафандры, затем забрались в сад и присели. Генри Джефсон взял на себя обязанности Дамара. Он наполнил тюбики концентратом из лаборатории. Они молча поглотили пасту. Через мгновение Джефсон сказал: «Я не могу понять этого. Еще и двух часов не прошло, как я сидел рядом с ним и пел. Он был так по-особенному серьезен и эта песня такой грустной — словно он обо всем догадывался».
Седрик подумал о рисунке и о двух словах.
— Наверное, было бы лучше, если бы мы оба вышли в космос.
— Так точно было бы лучше, — сказал Массиму. — Распоряжение поступило из Центра.
— Но я же тебя не упрекаю, — ответил Седрик. — Известно лишь только то, что уже в прошлом. Жизнь странная штука. Вдруг проваливаешься в Никуда. Черное или белое, как на шахматной доске. Когда-нибудь каждый наступит на черное поле…
— Если бы я отправил двоих из нас, — сказал Массиму, — наверное, оба бы погибли.
— Что он сказал тебе, Седрик, когда ты был с ним один? — спросил Джефсон.
— Ему было жаль, это были его последние слова.
— Что ему было жаль?
— Этого я не знаю. Он хотел за что-то извиниться, но за что? Он был таким же, как мы. У каждого из нас уже сдали нервы…
— Кто-то должен был сделать это, — пробормотал Массиму, — а я могу покидать корабль только в случае аварии. Скажите честно: Следовало ли мне отпускать кого-либо из вас вместе с ним? Он растерянно посмотрел на своих спутников. «Я буду держать ответ…»
— Ты сошел с ума, — сказал Седрик, — прекрати упрекать себя. Никто из нас не виноват.
— Ты тоже так считаешь, Генри?
— Конечно — хватит про это.
Седрик поднялся. «Самое время открыть зонд».
Они последовали за ним в контрольную рубку. Седрик вынул зонд из сети. Межзвездная материя расцарапала полированную поверхность, в нескольких местах были различить следы от маленьких метеоритов. Массиму доложил в ЦУП. Затем он описал, как Седрик открывал замок зонда. Все трое У всех троих вырвались возгласы удивления, когда шар разделился на две части. Внутри него лежала книга. Седрик вынул ее и открыл. Это были дневниковые записи.
— Это бортовой журнал «Дарвина»! — крикнул Массиму в микрофон.
— Нет, — сказал Седрик. Его голос звучал тихо, словно он говорил сам с собой. Он провел пальцем вдоль страниц. Растерянно он прочел несколько слов.
— Это не бортовой журнал. Эти записи сделал мой отец.
Пока Седрик пробежался глазами по нескольким местам в тексте, Джефсон извлек из зонда пачку писем. В ней был тот же призыв о помощи, который Эрдсли и Хантер уже находили в первом зонде. И четыре подписи были те же самые. Но когда они сравнили параметры траектории, выявилась разница. Разница была небольшой, но ее было достаточно для того, чтобы в конце концов получит другие параметры траектории. Массиму передал новые параметры в центр. Седрик висел на магнитном держателе, его лицо покраснело.
— Пятеро еще живы, — подавленно сказал он, — по крайней мере, это следует из некоторых строчек.
— Мы искали не в той сфере, — сказал Массиму. — Мы должны сосредоточиться на том, чтобы искать еще несколько недель.
— Если мы только найдем их, — сказал Джефсон.
Седрик посмотрел на него.
— Мы должны найти их, Генри. Я клянусь вам: мы найдем их.
— Надеюсь, вовремя, — пробормотал Джефсон.
— Через час мы будем знать больше, — сказал Массиму, — затем у нас будут новые параметры орбиты — и достаточно времени для того, чтобы прочесть дневник.
Всего сорок минут прошло до того момента, как поступили новые данные о характере изменения орбиты «Дарвина». Если эти новые данные были верными, тогда они должны были заметить пострадавший космический корабль самое позднее, через двадцать пять дней. Корпус «Кеплера» снова задрожал. Автоматическое программное управление направило космический корабль в новые глубины Вселенной. У них теперь было много времени, чтобы прочесть о трагедии, которая произошла на борту «Дарвина».
На борту «Чарльза Дарвина»
Из всех законов природы, который приносят пользу внутри нас, самым своеобразным феноменом. пожалуй, является инстинкт самосохранения. Человеку понадобились тысячелетия, чтобы познать его: во Вселенной нет систематизированного разума. Только человек, эта поразительная форма материи, может подчинить себе в скромных масштабах силы природы. Каждая живая тварь зависит от этого прекрасного момента, который мы называем жизнью.
Но почему мы, самые беспомощные и самые безнадежные в этой Вселенной существа, еще живы? Мы существуем, окруженные металлическими стенами, и мы знаем, что нам придется бездеятельно оставаться в прежнем состоянии до конца наших дней. Что мешает нам покончить с этим? Это страх? Надежда? Да, мы надеемся. Мы проигрываем постоянно новые варианты; мы обманываем друг друга. Мы, это пять человек. Может быть, будет лучше, если я скажу: существ. Это более правильно охарактеризует наше существование. Существа в другом мире, влачащие жалкое существование, с подорванным духом, преисполненные стоической невозмутимостью, черви в гробу, из которого нет спасения. Живой знак апокалипсиса, осколок Земли. Мы прокладываем ее путь? Но что нам до Земли! Таких много во Вселенной. Природа щедра…
Однажды, в начале нашей трагедии, мы, положа руку на сердце, пообещали, что никогда не изберем для себя добровольную смерть. Какое ребячество. Мы уже давно умерли. Голос логики громче голоса надежды; этот голос говорит нам, что мы больше не увидим Землю. От нее осталась лишь светящаяся пылинка, недостижимая. Мы много рассчитывали. Что нам еще оставалось делать в этой треклятой тюрьме? Мы рассчитали, что наша развалина доберется до Земли через 354 года. Тогда нас можно было бы увидеть даже в хороший зеркальный телескоп. Триста пятьдесят четыре года! Искорка надежды в нас, этот прекрасный самообман, борется с разумом. Потому что этот разум гласит: вы больше не увидите Землю. Но если вам не суждено быть спасенными, уже будучи мертвыми, тогда вас однажды найдут и похоронят на Земле! Утешительная мысль… В телескопы мы можем видеть нашу родную планету. Она окружена голубым ореолом. Отсюда, из глубин мирового пространства, она выглядит как другие звезды. Порой я не могу понять, что эти слова обращены к обитателям этой далекой звезды. Бортовой журнал уже давно больше не ведется. Я попытаюсь описать, как разыгралась катастрофа и что произошло на борту потом, до этого часа.
