Эти двое людей, доктор и миссис Глюкен, она живое воплощение вневременной женской любви к мервому гению, ее первому мужу. Он лелеет ее ради этого и делает все, чтобы продвинуть дальше работу гениального ума ее убиенного Хигенрота...
XXV
Когда вертолет второй раз пошел на снижение, Орло и одиннадцать ученых ( из первоначальной команды в двенадцать человек, один лететь отказался) принялись всматриваться в небольшие иллюминаторы - юноша перешел вперед и сел со старшими мужчинами в отсеке для курящих.
Внизу был еще один изолированный дом, походий на дом Глюкенов.
Хотя этот, возможно, был более дорогим: двор был больше. Перед ними блестело больше стекол.
- Смотрите! - внезапно указал один из ученых. Он специализировался в относительно темной области физики, имеющей дело с аспектами взаимодействия плазмы с первичными элементами - материей в ранних формах. Его звали Холод.
То, на что он указал, насторожило всех. Из рощицы в миле от дома появилась длинная колонна машин. И теперь они неслись по узкой мощеной дороге со скоростью мили в минуту. При таких темпах они прибудут раньше, чем кто-то успеет выйти из вертолета.
Орло окинул панораму долгим оценивающим взглядом - и схватил свой микрофон.
- Пилот! - завопил он.
- Да, сэр?
В переговорной системе раздался голос отвечающего.
- Перехватите эти машины! Летите низко! И приземлитесь на дороге перед ними.
- Хорошо, сэр.
Вертолет поднялся и скользнул в сторону. В воздухе его скорость была несравнима со скоростью наземных машин. Он крутанулся вверх, кругом. А потом выплыл из-за машин, перелетел через них, чуть не скребя по их крышам, и плюхнулся на мостовую. Прокатился несколько ярдов. И остановился.
Большинство машин затормозило, заверещав покрышками. Но детали происходящего с ними так и остались для наблюдателей в вертолете неясными. Их внимание было приковано к двум автомобилям, вылетевшим с проезжей части. Бешено прыгая на ухабах, они объехали вокруг летающей машины. Вся операция была так тонко согласована, что машины были во дворе почти в то же мгновение, когда вернулись на мостовую.
Когда они остановились, распахнулись двери. Оттуда выскочили несколько мужчин и бросились в дом.
В течение этих мгновений двери вертолета открывались и выпускались трапы; по их многочисленным секциям хлынула волна мужчин.
Но у Орло было ощущение пустоты: они опоздали. У кого-то возникло запоздалое воспоминание: как начсет той коренастой маленькой седовласой женщины, которую публика считала женой Лильгина?... И потому, после переговоров между Мегара и Йоделлом, дожидавшимся в его личном кабинете, и Орло, находившимся в вертолете, большая машина изменила курс и пролетела восемьсот миль за тридцать одну минуту.
И теперь вот... Действительно, устало подумал он, прошло там мало времени; и так много этих ордеров было передано Лильгиновскими малолетними простофилями в униформе...Это могло превратиться в день минутного опоздания, как здесь, или, возможно, в других местах в прибытие тютелька в тютельку.
Печальным было то, что они плохо представляли себе, куда было послано большинство ордеров на смерть; или почему они вообще были посланы в это время.
Убийство бывшей миссис Лильгин - если она ею была - разумеется, имело объяснение. Один из ученых в шутку сказал, обращаясь к Орло:
- Сэр, правда ли то, что ты говоришь: что Лильгину теперь придется угомониться и вести себя как следует. Это означает, что ему придется жениться на одной из тех страстных красавиц и покончить навсегда с развратным, пьяным существованием, бывшим его настоящим образом жизни.
Потребовалось лишь мгновение, чтобы эта мысль проникла в умы и всплыло воспоминание.
- Эй, как насчет той страшненькой самочки?...
Последовала долгая пауза, затем:
- Слушайте, нам бы лучше найти ту даму. Если только до Лильгина дойдет, что ему следует угомониться, он также додумается, что его великая, простодушная публика ждет, что он угомонится с нею.
Очевидно, такая мысль пришла ему в голову. После этого были посланы убийцы. Было совершенно ясно, что ее отсутствие придется объяснять. Следовательно, ее убийство можно будет пришить кому угодно. Кому? И какому всеобщему заговору это будет приписано?
Орло показалось, что он впервые мельком ухватил смысл готовящегося Лильгиным контрудара.
И было уже слишком поздно его остановить.
Питер Ростен мягко сказал рядом с Орло:
- Посмотри на это, мой друг. Мы попали в переделку.
Он держал светящуюся, чуть изогнутую меаллическую пластинку размером где-то восемь на десять дюймов. То, что на ней светилось, было цветной картинкой. Она изображала внутренность помещения, очень живо и четко. На заднем плане весьма милой гостинной стоял
а полная, пожилая женщина. Перед ней стояли семеро мужчин, все с поднятыми ружьями.
Орло уставился на табло, почти окаменев. Его мысленно ошеломило благоговейное понимание того, что ученые явно настроились на внутренность дома за считанные мгновения до убийства.
Он ждал, затаив дыхание.
А потом - еще одно осознание.
На табло было точно то же самое.
Никто не двигался. Это было похоже на неподвижную картинку, на которой все заморожены.
Пауза. И еще одна мысль. Возникло ощущение, что то, на что он смотрит, было на свой лад параллельно сделанной много минут назад фотографии. И все, что после того происходило, уже свершилось и завершилось. Он изменил свой вопрос:
- Что случилось? - спросил он.
Ростен с довольным видом улыбнулся.
- Мне придется передать это старому Дожу. С этими итальянцами трудновато иметь дело. Но этот временной стасис получился у него так же идеально, как все, что я когда-либо видел.
С этими словами он потянулся через плечо Орло. Его пальцы ухватились за пластинку, которую держал Орло. Они мягко потянули ее. Орло молча ее отпустил.
- Вот только эти штучки со временем могут держаться так долго, что становятся ужасно неприятными. Нам лучше бы войти и спасти, э, ту, кого принято считать миссис Лильгин, кого эта огромная безмозглая публика ожидает отныне видеть в его спальне каждую ночь.
Он закончил:
- А теперь, есть еще кто-нибудь известный нам, кого надо спасти или проинформировать о том, что происходит?
Орло не смог придумать никого.
Но один человек был.
XXVI
Успех развивался.
Орло, войдя в свой кабинет точно за четыре минуты до четырех, сиял.
Его вопрос, обращенный к ожидавшим мужчинам, вызвал молчание. Кого еще следовало спасти? Очевидно, всех, кто приговорен к смерти. Но никто не знал, кто это.
Йоделл сказал, с некоторым удовлетворением:
