– Вы увольняете меня, – пробормотал я.
– Мне жаль, Лью.
– Я могу сделать вас президентом, Пол.
– Предполагаю, что я должен добиться этого сам.
– Вы думаете, что я сумасшедший, не так ли? – спросил я.
– Это слишком резкое слово.
– Но ведь вы так думаете? Вы думаете, что получаете советы от опасного помешанного, и не имеет значения, что советы этого помешанного всегда верны. И теперь вам надо от него избавиться, потому что люди начнут думать, что у вас в администрации работает колдун, и поэтому…
– Пожалуйста, Лью, – сказал Куинн. – Мне и так тяжело.
Он пересек комнату, сжал своей сильной рукой мою влажную и холодную. Он приблизил свое лицо к моему. Вот оно, знаменитое обхождение Куинна – еще раз, на прощание. Он сказал настойчиво:
– Верьте мне. Мне будет очень вас не хватать. Как друга, как советника.
– Может быть, я совершил большую ошибку. Мне очень больно это делать.
Но вы правы, я не могу рисковать, Лью. Я не могу рисковать.
После обеда я вычистил свой стол и пошел домой, пошел туда, где теперь был мой дом, бродил по убогим полупустым комнатам весь остаток дня, стараясь оценить, что же произошло со мной. Уволен? Да, уволен. Я снял маску, и им не понравилось то, что было под ней. Я перестал притворяться наукообразным и раскрыл колдовство, я сказал Мардикяну истинную правду, и теперь я больше не буду ходить в Сити Холл, сидеть среди сильных мира сего, больше не буду формулировать и направлять судьбу харизматического Пола Куинна. И когда он будет принимать клятву в январе через пять лет в Вашингтоне, я буду наблюдать эту сцену издалека, по телевидению, всеми забытый смиренный изгой от администрации. Я чувствовал себя таким несчастным, что готов был заплакать. Без жены, без работы, без цели, я часами бродил по своей квартире и, устав от этого, бездумно стоял больше часа у окна, наблюдая, как небо становилось свинцовым, как первые в этом сезоне снежинки падали, медленно кружась, наблюдал холодную ночь, распростершуюся над Манхэттеном.
Затем отчаяние сменилось гневом, я позвонил Карваджалу.
– Куинн знает, – сказал я, – об отставке Судакиса. Я дал записку Мардикяну и он связался с мэром.
– Да?
– И они уволили меня. Они думают, что я сошел с ума. Мардикян переговорил с Судакисом, который сказал, что ни в какую отставку не собирается. И Мардикян сказал, что они с мэром обеспокоены моими дикими предсказаниями по магическому глазу. Они сказали, чтобы я вернулся к простой прогностической работе, поэтому я сказал им о ВИДЕНИИ. Я не упоминал вас. Я сказал, что я сам могу делать это, и что оттуда я получил такие данные, как поездка к Тибодо или отставка Судакиса. Мардикян заставил меня повторить все Куинну. И Куинн сказал, что для него слишком опасно держать в штате помешанного вроде меня. Хотя он высказал это более мягко. До тридцатого июня я в отпуске, а затем я буду исключен из платежной ведомости.
– Понятно, – сказал Карваджал, в его голосе не звучало ни сочувствия, ни разочарования.
– Вы знали, что это случится?
– Я?
– Вы должны были. Не играйте со мной в игры, Карваджал. Вы знали, что меня выкинут, если я расскажу мэру, что Судакис собирается в отставку в январе?
Карваджал ничего не ответил.
– Вы знали или нет? – я уже кричал.
– Я знал, – сказал он.
– Вы знали. Конечно, вы знали. Вы знаете все. Но мне вы не сказали.
– А вы не спрашивали, – невинно ответил он.
– Мне и в голову не пришло спрашивать. Бог знает, почему, но не пришло.
А вы не могли предупредить меня? Вы не могли сказать «Держи язык за зубами, ты попадешь в еще худшую беду, чем ожидаешь, тебе дадут по заднице, если ты не будешь осторожен»?
– Почему вы так поздно задаете такой вопрос, Лью?
– А вы хотели спокойно сидеть и позволять моей карьере рушиться?
– Подумайте внимательно, – сказал Карваджал, – я знал, что вас уволят, да. Так же, как знаю, что Судакис уйдет в отставку. Но что я мог сделать?
Запомните, для меня ваше увольнение уже произошло. Это не предмет для предотвращения.
– О, боже! Опять консервация реальности?
– Конечно. Действительно, Лью, вы думаете, что если бы я вас предупредил, то в вашей власти было бы что-нибудь изменить? Как это было бы бесполезно! Как глупо! Ведь нам не дано менять события, не так ли?
– Не дано, – сказал я горько. – Мы стоит в стороне и вежливо позволяем им происходить. А если необходимо, мы ПОМОГАЕМ им происходить. Даже если это несет разрушение карьеры, даже если это несет крушение попыток стабилизировать политические судьбы этой несчастной, плохо управляемой страны, ведя к президентству человека, который… О, господи, Карваджал, вы привели меня прямо туда, не так ли? Вы втянули меня во все это, а теперь умываете руки. Разве не так? Вы просто умываете руки!
– Есть кое-что похуже потери работы, Лью.
– Но все, что я строил, все, что я пытался сформировать… Как теперь, ради всего святого, я смогу помочь Куинну? Что мне делать? Вы сломали меня!
– Случилось то, что должно было случиться, – сказал он.
– Будьте вы прокляты, вместе с вашим благочестивым принятием!
– Я думал, что вы уже подошли к тому, чтобы разделить со мной это принятие.
– Я ничего не разделяю с вами, – ответил я ему. – Я вне себя, что позволил себе связаться с вами, Карваджал. Потому что я потерял Сундару, место рядом с Куинном, я потерял здоровье и рассудок, я потерял все, что имело значение для меня, и ради чего? РАДИ ЧЕГО? Ради вонючего взгляда в будущее, который, может быть не дает ничего, кроме усталости? Кроме головной боли по поводу фаталистической философии и полусырых историй о течении времени? Боже мой! Я хотел бы никогда не слышать о вас! Вы знаете, кто вы Карваджал? Вы вампир, кровосос, вытягивающий из меня энергию и жизнеспособность, использующий меня для поддержки своих сил во время вашего движения к концу вашей собственной бесполезной, стерильной, лишенной мотивов, бесцельной жизни.
Похоже, Карваджала все это даже не задело.
– Мне жаль слышать, что вы так расстроены, Лью, – сказал он мягко.
– Что еще вы скрываете от меня? Валяйте, выкладывайте мне все плохие новости. Я поскользнусь на льду на Рождество и сломаю себе шею? Я проживу все мои сбережения и меня выкинут из банка? А затем я стану наркоманом?
Давайте, рассказывайте, что мне предстоит теперь!
– Пожалуйста, Лью.
– Рассказывайте!
– Вы должны постараться успокоиться.
– Рассказывайте!
– Я ничего не прячу. Зима для вас не будет насыщена событиями. Это для вас будет время перехода, размышлений и внутреннего изменения без каких-либо драматических внешних событий. А затем… Потом… Я не могу вам больше ничего сказать, Лью. Я не могу ВИДЕТЬ дальше наступающей весны.
