Ознакомительная версия.
В заключение Седой спросил:
– Лужайка к вам еще не шьется?
– Нет покуда, – ответил А. М. Бык.
Он не соврал. Потому что до звонка Федору Петровичу оставалось еще никак не менее четырех с половиной часов.
Что же касается Доли Трепетного, то с ним приключилось вот что. Выполняя поручение, он бодрым шагом добрался до кооператива, спустился в подвал и уже хотел было проникнуть в приемную, как вдруг – в том самом тесном предбанничке, в котором мы уже бывали, – ощутил неожиданное прикосновение к спине, прямо между лопатками, чего-то очень твердого, и одновременно до его слуха донеслось негромкое:
– Стоять! Руки вверх!
Слова эти, не единожды слышанные им в предыдущей жизни, на сей раз оказались настолько неожиданными и даже незаслуженными, что Андрей Спартакович послушно остановился, поднял руки и позволил неизвестному прогладить себя твердыми ладонями на предмет обнаружения оружия. Следующим, чего можно было ожидать после подобного начала, было наложение наручников; его, однако, не последовало, потому что Витя Синичкин получил в приданое комплект обмундирования, однако ни оружия, ни прочего служебного снаряжения Тригорьев ему, естественно, не оставил. А ведь это именно лейтенант Синичкин застопорил Долю на подступах к резиденции А. М. Быка – сейчас, кстати, все равно отсутствовавшего.
– Ну все, Доля, – продолжал тем временем лейтенант. – Побегал – хватит. Как веревочка ни вьется… Сейчас я тебя доставлю в отделение. Будешь вести себя хорошо – зачтется. Нет – применю оружие.
Тут надо заметить, что, подобно тому, как лейтенант сразу опознал Амелехина, так и Доля мгновенно узнал голос. И удивился. Потому что он-то знал, что немало времени уже минуло с тех пор, как пребывал он в розыске и должен был бояться каждого мента. Синичкин же этого узнать просто не успел, и для него все события более чем десятилетней давности были сегодняшними.
– Ладно, лейтенант, – мирно сказал Доля. – Сдаюсь. Веди. Только позволь руки опустить. Не побегу. Мое дело чистое.
– Ну да, – подтвердил Витя не без сарказма. – Ангелок. Ладно, там разберемся. Давай спокойно на выход.
И оба затопали вверх по лестнице.
Странная это была встреча, если вдуматься. Потому что десяток лет назад, когда Доля действительно был в розыске, это ведь именно лейтенант Синичкин остановил его пулей. А самого лейтенанта убил один из Долиных подельников, тоже скрывавшийся. Но сейчас ни тот, ни другой этого не знали: для каждого из восстановленных Земляниным жизнь продолжалась с того часа, к которому относилась запись, и ничего из более поздних событий своей первой жизни они не помнили. Иначе трудно сказать, такой ли бы мирной оказалась их нечаянная встреча.
Они вышли в переулок; по счастью, мимо проезжала патрульная машина, без помех подбросившая их к отделению, где Синичкин доставил задержанного к дежурному для проведения формальностей. Долю посадили до выяснения в камеру; он не сопротивлялся, попросил только, чтобы как только появится капитан Тригорьев, ему доложили о том, что произошло. Синичкин же остался в дежурке, с удовольствием оглядывая привычные ее стены.
– А ты откуда, лейтенант? – спросил дежурный. – Из какого отделения?
Синичкин глянул на дежурного так, словно тот был голым.
– Как это – откуда? Отсюда, ясно. Из этого отделения. Ты что, первый день служишь? – И нахмурился. – Или шутишь?
Теперь в свою очередь нахмурился дежурный.
– Может, это вы шутите? Попрошу предъявить удостоверение личности.
Лейтенант Синичкин пошарил по карманам и убедился, что никаких документов с собой не имеет.
– Дома забыл, что ли? – поднял он брови. – Погоди, сейчас позвоню…
И набрал номер.
– Нина? Слушай, посмотри в гражданском костюме, я, наверное, там удостоверение забыл… В моем, в каком же еще? Как это – кто я? Да вроде с утра был твоим мужем… Что? Ты что, выпила? Что? Что??
После этого он несколько минут слушал; сначала недоуменно крутил головой, пытался вставить словечко, потом лишь бледнел с каждой минутой все больше. Наконец опустил трубку на аппарат и посмотрел на дежурного пустыми глазами. Потом стремительно бросился к столу. Глянул на календарь. Закрыл глаза. Открыл и снова уставился на дежурного.
– Что же это такое, старший лейтенант?
Дежурному все уже стало ясно: кооператив находился на территории этого отделения, так что…
– Присядь, лейтенант, – сказал он, – приди в себя. Твоя как фамилия? А-а, слышал… Да слушай, твой портрет ведь у нас висит, наверху… То-то мне показалось, что знакомый… Погоди, поговорим, я только этого мужика отпущу. Не имеешь ты права задерживать. Извини, конечно, но надо, чтобы по закону.
Синичкин махнул рукой. Ему сейчас все равно было.
Скрежетнул ключ, и через минуту Доля остановился перед бывшим лейтенантом.
– Ладно, – примирительно сказал Амелехин, – я не в обиде. Мало ли что бывает. Ты куда сейчас: домой?
Синичкин посмотрел на него и опустил глаза.
– Нет у меня дома, – пробормотал он хмуро. – Ничего нет…
– Тогда давай ко мне. Посидим, подумаем, у меня и переночевать можно, пока не устроишься, раскладушку на кухне поставим.
– Устроюсь? Куда я – без документов?
– Ну, это дело наживное, был бы человек… Пошли, пошли. Не бойся, я теперь человек с правами. И тебе помогу. И работу найдем. А сперва – посидим, потолкуем, может, выпьем по маленькой, отметим твое возвращение с того света…
Синичкин вздохнул. Очень не хотелось принимать помощь от преступника – хотя бы и бывшего. Но дежурный не возразил, понимая, что лейтенанту сейчас деваться вовсе некуда. И восстановленный в жизни оперуполномоченный встал. Тряхнул головой.
– Ладно, пошли, – сказал он.
– Вот сейчас скомандую тебе «Руки за спину!» – пошутил Доля у выхода. – Ну-ну, не обижайся. Та жизнь прошла, надо к новой приноравливаться.
И дверь отделения милиции затворилась, выпустив их на волю.
Ну наконец-то кончился этот день – напряженный, утомительный. А вместе с ним завершился и наш возврат к событиям недавнего прошлого. Окунемся же снова в настоящее с его очередями, толпами, демонстрациями, раскурочиванием чужих машин и со многим другим, что временами омрачает нашу и без того уже не текущую млеком и медом жизнь.
Кстати, о раскурочивании: любитель ревизий и других решительных действий товарищ Безмыльцев, исполнив траурный танец перед трупом своей незадешево купленной шведки, не стал ни искать свидетелей, чтобы потом допросить их в своей машине, записывая разговор на скрытый магнитофон, а потом использовать запись как компромат – потому не стал, наверное, что допрашивать оказалось негде, – ни пристраиваться к какой-нибудь команде, создающейся, чтобы доставить кому-нибудь неприятности, учинить пакость, что вообще-то любил. Нет, он пошел по самому прямому пути, то есть набрал номер, чтобы пожаловаться и попросить защиты.
Ознакомительная версия.
