- Конн, успокойся сейчас же!
Но малыш уже заковылял к Моргейне. Моргейна рассмеялась и взяла его на руки. "Не очень-то я похожа на бабушку, - подумала она. - Мы с Мелайной почти ровесницы". Но внук Уриенса любил ее, и она прижала малыша к себе; курчавая головка уткнулась ей в грудь, а в руку вцепились чем-то перемазанные пальчики. Моргейна нарезала свинину мелкими кусочками и стала кормить Конна из своей тарелки, а потом вырезала для него кусочек хлеба в форме свиньи.
- Вот видишь, так ты можешь съесть еще больше свинины... - сказала она, вытирая жирные пальцы, и сама принялась за еду. Моргейна поныне почти не ела мяса; она макала хлеб в мясную подливу - и только. Она быстро, раньше всех, покончила с едой, откинулась на спинку кресла и принялась тихонько что-то напевать Конну, а тот, довольный, свернулся у нее на коленях. Через некоторое время Моргейна заметила, что все прислушиваются к ее пению, и умолкла.
- Пожалуйста, матушка, спой еще, - попросил Увейн, но Моргейна покачала головой.
- Нет, я устала. Что это там за шум во дворе?
Она поднялась из-за стола и велела слуге посветить ей. Слуга встал у нее за спиной, высоко подняв факел, и Моргейна увидела, что во двор въехал всадник. Слуга всунул факел в подставку на стене и бросился к всаднику, чтобы помочь ему спешиться.
- Мой лорд Акколон!
Акколон вошел в дом. Алый плащ вился у него за спиной, словно поток крови.
- Леди Моргейна, - произнес он и низко поклонился. - Или мне следует говорить - госпожа моя матушка?
- Пожалуйста, не надо, - нетерпеливо сказала Моргейна. - Входи, Акколон. Твой отец и братья будут рады видеть тебя.
- А ты, леди?
Моргейна прикусила губу. Она чувствовала, что вот-вот расплачется.
- Ты - сын короля, а я - дочь короля. Неужто я должна напоминать тебе, как заключаются подобные браки? Не я это затеяла, Акколон, и когда мы с тобой разговаривали, я понятия не имела...
Она умолкла. Акколон мгновение смотрел на нее снизу вверх, потом склонился над ее рукой.
- Бедная Моргейна, - произнес он так тихо, что даже слуга не мог этого расслышать. - Я верю тебе, леди. Так значит, мир... матушка?
- Только если ты не будешь звать меня матушкой, - отозвалась она с вымученной улыбкой. - Не такая уж я старая. Ладно еще, когда меня так зовет Увейн...
Но тут они вошли в зал, и Конн, завидев ее, закричал:
- Бабушка!
Моргейна невесело рассмеялась и снова взяла малыша на руки. Она чувствовала, что Акколон смотрит на нее; она уселась на свое место, посадив ребенка на колени, и молча стала слушать, как Уриенс приветствует сына.
Акколон сдержанно обнял брата, поклонился его жене, опустившись на колено, поцеловал руку отца, затем повернулся к Моргейне.
- Избавь меня от дальнейших любезностей, Акколон, - резко сказала она, - у меня грязные руки. Я кормлю ребенка, а с ним невозможно не перемазаться.
- Как скажешь, госпожа, - отозвался Акколон и сел за стол. Служанка подала ему тарелку. Но все то время, пока он ел, Моргейна чувствовала на себе его взгляд.
"Должно быть, Акколон до сих пор сердит на меня. Еще бы: утром он попросил моей руки, а вечером увидел, как меня обручили с его отцом; наверняка он считает, что я не устояла перед искушением - зачем выходить замуж за королевского сына, когда можно заполучить короля?"
- Ну, нет, - сказала она, слегка встряхнув Конна, - если хочешь сидеть у меня на коленях, веди себя смирно и не хватайся за мое платье жирными руками...
"Когда он видел меня в последний раз, я была одета в алое. Я была сестрой Верховного короля, и за мной тянулась слава колдуньи... А теперь я - бабушка с перемазанным малышом на коленях, я веду домашнее хозяйство и ворчу на старика-мужа за то, что он отправился в дорогу в старых сапогах и натер себе ноги". Моргейна до боли остро чувствовала каждый седой волосок у себя на голове, каждую морщинку на лице. "Во имя Богини, с чего это вдруг меня должно волновать, что обо мне думает Акколон?" Но ее действительно это волновало, и Моргейна это знала. Она привыкла, что молодые мужчины смотрят на нее и восхищаются ею, а теперь она внезапно почувствовала себя старой, некрасивой, никому не нужной. Моргейна никогда не считала себя красавицей, но до сих пор она всегда сидела среди молодежи, а теперь ее место было среди стареющих почтенных дам. Она снова прикрикнула на расшалившегося малыша, - Мелайна спросила Акколона, что творится при дворе Артура.
- Ни о каких великих свершениях не слыхать, - сообщил Акколон. Думаю, на наш век их уже не осталось. Двор сделался тихим и скучным, а сам Артур отбывает епитимью за какой-то неведомый грех - он не прикасается к вину даже по праздникам.
- Королева не собирается подарить ему наследника? - поинтересовалась Мелайна.
- Пока не слыхать, - сказал Акколон. - Хотя одна из ее дам перед турниром сказала мне, будто ей кажется, что королева забеременела.
Мелайна повернулась к Моргейне.
- Ты ведь хорошо знаешь королеву, - правда, госпожа моя свекровь?
- Знаю, - согласилась Моргейна. - Что же касается этого слуха - ну, Гвенвифар всегда считает себя беременной, стоит ее месячным запоздать хоть на день.
- Король - дурак, - заявил Уриенс. - Ему давно следовало бы отослать ее и взять другую женщину, которая родила бы ему сыновей. Я прекрасно помню, какой воцарился хаос, когда люди думали, что Утер умер, не оставив наследника. Нужно твердо знать, к кому перейдет трон.
- Я слыхал, - заметил Акколон, - что король назначил наследником одного из своих кузенов - сына Ланселета. Мне это не очень нравится: Ланселет - сын Бана Бенвикского, а зачем нам нужен чужестранный Верховный король?
- Ланселет - сын Владычицы Озера, - твердо произнесла Моргейна, потомок древнего королевского рода.
- Авалон! - с отвращением воскликнула Мелайна. - Здесь христианская страна. Какое нам дело до Авалона?
- Куда большее, чем ты думаешь, - сказал Акколон. - Я слыхал, что многие помнят Пендрагона и не слишком радуются тому, что двор Артура сделался Христианским. И еще люди помнят, что Артур, восходя на престол, дал клятву поддерживать Авалон.
- Да, - подтвердила Моргейна. - И он носит священный меч Авалона.
- Похоже, христиане не ставят это ему в вину, - сказал Акколон. - Мне вспомнились кое-какие новости: Эдрик, король саксов, принял христианство и вместе со всей своей дружиной крестился в Гластонбери. А потом он поклялся Артуру в верности, и все саксонские земли признали Артура Верховным королем.
- Артур - король над саксами? Ну и чудеса! - поразился Аваллох. - Я слыхал, будто он говорил, что будет разговаривать с саксами только на языке меча!
- И все-таки случилось так, что король саксов преклонил колени, а Артур принял его клятву, а потом протянул ему руку и помог подняться, сказал Акколон. - Возможно, он женит сына Ланселета на дочери сакса и покончит с войной. А мерлин теперь сидит среди советников Артура, и говорят, будто он - такой же добрый христианин, как и все они!
