— Ка. Заглавная буква. Вместо подписи.
— Понятно. «Все, что я тогда говорил, позабудь».
— Да, «позабудь».
— Ермаков покосился на Спицына, сидевшего у пульта спиной к нему.
— Понятно. У нас был небольшой спор… У вас все?
— Все, Анатолий Борисович. График связи прежний?
— Прежний. До свидания.
Вернувшись в кают-компанию, Ермаков увидел там странную картину. Стол был покрыт большими листами оберточной бумаги, на которой блестели какие-то металлические предметы и лежали кучи белого тряпья. Пахло оружейным маслом. У стола стоял Быков и с воодушевлением объяснял что-то Дауге, с интересом следившему за его руками. На диване сидели Юрковский и Михаил Антонович. Они тоже следили за тем, что делает Быков, первый — с напускным пренебрежением, второй — с откровенным любопытством, смешанным с тревогой.
— Вот,— говорил Быков,— эта вилочка служит для крепления затвора. Вставляем сюда — видишь? — этот стерженек, надеваем на него пружинку…
Он замолчал, нагнул голову, и под его оттопыренным локтем сверкнуло темное полированное дерево.
— Вот так. Затем беремся за рукоятку и… Клик-клак.
— Готово. Понял механику? Теперь собери свой.
— Чем это вы тут занимаетесь? — спросил, подойдя, Ермаков. Быков смущенно пояснил:
— Вот… поскольку скоро прибудем на место, решил оружие в порядок привести. Очистить от заводской смазки и все такое. А Дауге заинтересовался…
— Впервые в жизни автомат в руках держу, Анатолий Борисович,— сказал Дауге.— Попросил Быкова подучить меня.
— Я, между прочим, тоже по оружию не спец,— заметил Ермаков.— А вы, Владимир Сергеевич?
Юрковский усмехнулся.
— Чему здесь учиться? Взвел, нажал на курок и дуй, пока в магазине патроны есть.
— Гм… А вы, Михаил Антонович?
— Я… так сказать, присматриваюсь.
— Продолжайте, пожалуйста, Алексей Петрович, я тоже посмотрю.
Ермаков придвинул стул и уселся. Да, здесь было на что посмотреть. Робкий и застенчивый водитель преобразился. Исчезла неуверенность, исчез страх «сделать что-нибудь не то». Ловкие пальцы быстрыми и точными движениями вкладывали, соединяли, закрепляли, и разбросанные по столу причудливые кусочки металла словно сами собой становились на свои места, превращаясь в грозное оружие. Ермаков невольно залюбовался Быковым, как тогда, когда они возвращались на почерневшем транспортере после испытания огнем. Водитель не глядел на то, что делали его руки. Крохотные серые глазки спокойно переходили с одного лица на другое, а пальцы действовали как самостоятельный, отдельно от человека существующий организм.
— Вот так и… вот так.— Быков щелкнул затвором и вскинул автомат к плечу.— Готово, стреляй по врагам рабочего класса…
— Дайте-ка мне,— неожиданно потребовал Юрковский.
Импровизированные занятия продолжались до обеда. Когда пришло время накрывать на стол, каждый член экипажа был уже способен собрать и разобрать автомат и устранить простейшие задержки.
— Нужно будет еще научиться обращаться с пистолетом и гранатой,— сказал Быков, вытирая ветошью руки.
— Займемся после ужина? — Дауге вопросительно взглянул на Ермакова.
Тот кивнул в знак согласия.
— Не понимаю,— немного раздраженно сказал Юрковский, критически разглядывая большое масляное пятно на рукаве новенькой шелковой рубашки.— Не понимаю, зачем это все нам нужно?
— Взять оружие приказал Краюхин,— насупясь проговорил Быков.— Уж он-то, наверное, знает, что к чему.
— А вы сами как думаете?
— Мм… Возможно, там есть какие—либо животные… или чудовища. Я слыхал, на какой-то планете с ними пришлось столкнуться.
— Это на Каллисто… На спутнике Юпитера,— сказал Дауге.— Но там управились и без оружия.
— Во всяком случае,— заметил Ермаков,— с оружием лучше, чем без оружия. Оно не помешает, а может быть, и поможет.
— Что у вас там еще припасено в вашем арсенале? — осведомился Юрковский.— Кроме этих самых автоматов, пистолетов, бомб…
— Есть еще финские ножи…
— Уф!
— … и атомные мины.
— Так. А нет ли у вас портативных бомбардировщиков или складного линкора? — Ладно, давайте ваши пугачи и покажите, куда их нести.
Юрковский взял под мышки два автомата и вышел в сопровождении Быкова. Ермаков и Дауге переглянулись и рассмеялись.
— Пора,— сказал за обедом Спицын.— Пора начинать брать пеленги у Махова.
— Не рановато ли? — отозвался Ермаков.— Ведь у нас в запасе еще часов десять.
— С вашего разрешения, Анатолий Борисович, лучше начать пораньше. Дело новое, и желательно иметь побольше данных.
Быков вполголоса осведомился, о чем идет речь.
— «Хиус» подходит к Венере,— пояснил Дауге,— нам сейчас надо рассчитать трассу к «Циолковскому».
— К «Циолковскому»? К искусственному спутнику Венеры? А зачем?
— В каком смысле — зачем? Чтобы сблизиться с ним, разумеется.
— Я понял, что мы будем с «Циолковским» только связь поддерживать и что сядем на Венеру, минуя его.
— Какой ты быстрый… Нужно обстоятельно договориться с начальником «Циолковского» Маховым о взаимодействии.
— И долго мы там пробудем?
— Не знаю… Анатолий Борисович, сколько времени мы пробудем у «Циолковского»?
— Часов пять-шесть, не больше. Передадим почту, книги, фрукты, проведем совещание и отправимся дальше.
— Ясно. Кстати, Алексей, вот там ты вкусишь невесомость в полную меру. Мы полюбуемся…
Быков вспомнил свой неудачный опыт в этой области и уткнулся в тарелку.
Сближение «Хиуса» с «Циолковским» заняло больше трех часов и доставило экипажу много хлопот. Для пилотов дело осложнялось тем, что плоскость орбиты «Циолковского», вращавшегося вокруг Венеры на расстоянии в несколько тысяч километров, была почти перпендикулярна плоскости орбитального движения Венеры, так что Крутикову и Спицыну снова пришлось немало поработать. Однако задача была решена, и планетолет по суживающейся спирали стал приближаться к тому месту, где в назначенное время должен был пройти «Циолковский». «Пассажиры» провели эти часы в кают-компании, пристегнувшись к креслам, и последовательно чувствовали себя то легкими, как воздушные шары, то тяжелыми, как куски свинца. Быкову казалось, что он раскачивается на фантастических качелях; он то судорожно хватался за подлокотники, боясь взлететь под потолок, то разевал рот, тщетно пытаясь вздохнуть и явственно чувствуя, как ребра проваливаются внутрь легких. Однако все на свете имеет конец. Видимо, пилоты решили, что пассажиры претерпели достаточно, манипуляции с ускорением прекратились, и в один не очень приятный момент качели, вместо того чтобы начать новый подъем, стремительно ухнули вниз, в бездонную пропасть.
