— А может быть, лучше мне взяться за это? Я технику знаю и видел, как Виктор работал, — возразил Ковалев.
— На аппаратах могут самостоятельно работать только геологи! — бросил Грибов с раздражением. — Что ты будешь снимать? Все равно тебе нужна нянька.
— Ну, тогда установим сроки, когда мы обсудим статью, — не унимался Ковалев.
В его прищуренных глазах Грибов увидел глубокое недоверие.
— Допустим, на аппараты десять дней, на статью еще десять, — сказал Грибов, не повышая голоса, и вышел в лабораторию.
— Десять дней — невелик срок. Посмотрим, как он возьмется за дело, — сказал летчик за его спиной.
В тот же вечер, разбирая вместе с Тасей папки Виктора, Грибов неожиданно спросил:
— Скажите, Тася, довольны мной товарищи?
Тася смутилась. Кажется, это был первый вопрос Грибова, не относящийся к математике. Отвечать честно или щадить Александра Григорьевича?
— С вами трудно, — тихо сказала она. — Вы… отделяете себя. Про вас говорят: «Его прислали сюда служить, а он держится, как будто станцию подарили ему».
— Кто говорит? Ковалев?
Тася почувствовала, что перед ней приоткрылась дверка в сердце Грибова. Можно было сказать «да», ругнуть Ковалева и вступить в союз с начальником, польстив его самолюбию. Но нет, Тася не хочет дружбы, основанной на слабостях. Она не унизит Грибова, потакая ему.
— Все так думают, — сказала она громко. — И я тоже, если хотите знать! — Она высоко подняла голову, но не видела ничего, слезы туманили ей глаза.
— Хорошо, — отозвался Грибов сухо. — Можете идти. Мы закончим завтра.
4
Грибов лежал на спине. Глаза его были широко раскрыты. Он глядел на синий прямоугольник окна. Начинался рассвет. Из тьмы проступили пазы бревенчатых стен, тумбочка, спинка кровати. За перегородкой ворочался и скрежетал зубами во сне Ковалев. Прежде в соседней комнате спал и Виктор… О нем, ушедшем, и раздумывал Грибов сейчас.
Виктор победил дважды — как специалист и как человек. Виктора все любили, а его, оказывается, считают зазнайкой. Как сказала Тася: «Держится, как будто ему подарили эту станцию»… Несправедливые, слепые люди! Его считают эгоистом, а для него выше всего работа. Почему они не заметили? Потому что он не хвастался, не говорил красивых слов? Впрочем, слова никого не убедят. Доказывать нужно делом. А как? Он выполнит обещание, через двадцать дней напишет статью, через: десять выйдет в поле с аппаратом. За десять дней изучить подземную съемку — задача не из легких. Так зачем он теряет время? Скоро утро. Сегодня ему уже не заснуть…
По ночам движок не работал — электричества на станции не было. Грибов зажег жужжащий фонарь, поставил на стол аппараты — большой с экраном и один из маленьких, вынул из–под крышки инструкции, разложил найденные вечером конспекты Виктора.
— Романтика кончилась! Начинается технология, — сказал он вслух, беря в руки отвертку.
Он не понимал, что дорогая ему романтика смелой мысли нужна ученому всегда при обдумывании фактов. И безразлично, как добыты факты: увидены глазами или записаны прибором.
Вздохнув, Грибов начал отвинчивать первый винт. С непривычки отвертка соскакивала, винты выскальзывали из пальцев. Перед ним открылся хаос переплетённых проводов — желтых, красных, белых, коричневых, коробки и пластины — металлические, черные эбонитовые, из навощенного картона и прозрачные — с паутинным узором печатных схем. Кристаллы — громадные, искусственно выращенные, и мелкая кристаллическая пыль, тяжеловесные магниты и нежные лампы. Грибову стало страшновато.
Как разобраться? Он уже не верил в себя так, как неделю назад.
Однако разобраться было нужно. «Попробуем по инструкции», — сказал он себе и начал читать с первой страницы.
«Общие сведения об аппарате ЦП–67.
Аппарат ЦП–67 предназначен для просвечивания земных недр, подземной и подводной геологической съемки, для поисков полезных ископаемых — твердых, жидких и газообразных, для определения состава, структуры и физического состояния горных пород, находящихся в глубинах.
Аппарат ЦП–67 состоит из следующих основных частей: а) блока питания, б) генератора просвечивающих лучей, в) излучателя с магнитной линзой, г) приемника с усилителем, д) канала фотозаписи, е) канала изображения…»
«Где же здесь эти каналы и блоки?» — спрашивал себя Грибов, глядя на путаницу ламп и проводов.
Развернув приложенную к инструкции схему и с трудом припоминая давнишние занятия в кружке радиолюбителей, он начал сличать блоки, сопротивления и емкости на схеме и в аппарате.
Постепенно дело пошло на лад. Устройство аппарата уже не казалось таким таинственным. Грибов отыскивал детали все быстрее, с удовольствием постукивал по ним отверткой, приговаривая:
— Это главный переключатель. Точно! Тут включаем фотозапись, а сюда — канал изображения. Так я присоединяю его, тут настраиваю частоту, здесь изменяю направление. Возьмем угол, для примера двенадцать градусов… установили, включаем…
И вдруг голубая искра озарила аппарат. Что–то зашипело, задымилось. Запахло горелой резиной. Ровный электрический гул постепенно затих, померкли красноватые огоньки контрольных лампочек.
Грибов покраснел и закусил губу. Кто знает, что там случилось в темном дремучем лесу емкостей и сопротивлений?
Он пощелкал выключателем, лампочки не загорались. Вывинтил предохранители, глянул на свет… но нет, проволочки были целы.
Может быть, все разобрать и снова собрать? Но что это даст? Грибов в растерянности глядел на мёртвый аппарат.
— Омметр возьми!
Грибов вздрогнул и обернулся. В дверях стоял Ковалев. Надо же было ему явиться как раз теперь!
— Почему не спишь? — спросил начальник станции с неудовольствием.
— Я говорю, сопротивление надо измерить, — повторил Ковалев. Подойдя к столу, он вынул из чемоданчика для инструментов прибор с подвижной стрелкой, похожий на пенал. — Вот смотри, как это проверяется, запоминай.
Он оттеснил Грибова и начал прикасаться проволочками прибора к различным зажимам. Чувствительная стрелка колыхалась, отмечая неповрежденные места. Но вот найдена точка, где цепь порвана. Стрелка лежит неподвижно.
— Ну, вот и все. Пустяки: сгорело сопротивление, — Ковалев показал маленький цилиндрик, выкрашенный зеленой краской. — После завтрака пойдем в ангар, у меня там паяльная лампа. Наладим быстренько.
— Я не знал, что ты так разбираешься, — с усилием, преодолевая самолюбие, выговорил Грибов.
— У меня на вертолете электрика посложнее. Приходится разбираться.
— Дай теперь я сам проверю.
Грибов ожидал попреков — вот, мол, взялся не за свое дело, портишь, ломаешь, тебе же говорили… Но, лётчик не воспользовался его промахом.
