– Пошел прочь, старый волк!
– Хильда, любовь моя, я, пожалуй, продам тебя в Рио и на эти деньги буду жить до конца дней: ты дорогая штучка.
– Я очень дорогая штучка, милый волк. Мне нужно всего-навсего все, что у мужчины есть, до последнего цента, и чтобы меня холили и лелеяли. А в наследство – па-арядочное состояние.
– Постараюсь умереть с па-арядочным банковским счетом, радость моя.
– Какое там: мы с тобой оба уже умерли, наши счета полетели в тартарары, мне не во что завернуться – а я счастлива, как не знаю кто. Лезь сюда, только осторожно, не забудь про радар, и поцелуй меня, волк. Можно даже без конфетки.
– Папа, – спросила я, – Зебадия спит?
– Только что проснулся.
Я сказала несколько слов Ае, потом опять обратилась к папе:
– Крикни Зебадии, что радар отключен, ладно? Можно встать в полный рост, уши не сварятся.
– Ладно. – Папа наклонился и объявил: – Зеб, на горизонте чисто, ее муж ушел.
– Иду! – откликнулся Зебадия. – Скажи Дити, пусть нажарит мяса. – Мой милый появился перепоясанный мечом, со сковородкой из-под оладий в одной руке и простынями в другой. – Ну, что? Готово мясо? – спросил он, потом поцеловал меня.
– Не совсем, сэр, – ответила я. – Сперва пойди подстрели тоута. Или обойдешься бутербродами с арахисовым маслом?
– Не говори неприличностей. Тоута, говоришь?
– Ну да. Тут же Барсум.
– Барсум, да не тоут.
– Если это каламбур, то его и съешь на ужин. С маслом.
– С маслом ни за что. Лучше зашью себе роут.
– Не надо, – сказал папа. – С зашитым роутом трудно есть. И даже разговаривать.
– Если вы трое перестанете говорить гадости, – благонравно сказала тетя Хильда, – то, может быть, я найду что вам пожарить или потушить.
– Я тебе помогу, – отозвалась я, – только можно сначала мы проверим в действии мою программу? Я горю от нетерпения.
– Конечно, Дити. Я и говорю: потушить.
– А ты еще требовала, чтобы мы не каламбурили, – укоризненно сказал папа.
– Какую программу? – встрепенулся Зебадия.
Я рассказала о программе «Назад».
– По-моему, я сделала все точно. Но давайте проверим, это очень просто. Отведи машину на сто метров. Если моя программа работает, то все в порядке. Если нет, то никто ничего не теряет, разве что тебе с папой придется поднатаскать меня по теории вашего искривителя, прежде чем я опять сяду программировать.
– Я не хотел бы отводить машину, Дити, я дрожу над каждым эргом, пока не буду знать, где и когда Аю можно будет заправить. Впрочем… Джейк, какое у тебя минимальное смещение?
– Десять километров. Пространственные кванты для смещения не подходят: слишком мелкие. Но шкала быстро укрупняется – она логарифмическая. Это мелкий масштаб. Средний масштаб – световые годы.
– А крупный тогда что же?
– Гравитационное излучение по отношению ко времени. Этим мы пользоваться не будем.
– Почему, Джейкоб? – спросила тетя Хильда.
– Я боюсь, дорогая, – смущенно сказал папа. – Существуют три основные теории распространения гравитационных волн. На тот момент, когда я конструировал эту аппаратуру, считалось, что одна из этих теорий доказана. А потом другие физики сообщили, что им не удалось воспроизвести результаты. Пришлось мне заблокировать крупный масштаб. – Папа удрученно улыбнулся. – Знаю, что ружье заряжено, а что будет, когда оно выстрелит, – не знаю. Ну, вот я и поставил его на предохранитель.
– Разумно, – согласился мой муж. – Играть в русскую рулетку как-то не хочется. Джейк, ты хотя бы представляешь себе, какие именно возможности ты отсек?
– Прекрасно представляю, Зеб. Число вселенных, доступных нам на этой оси, сокращается с шести в степени шесть в шестой степени до всего-навсего шести в шестой степени. Сорок шесть тысяч шестьсот пятьдесят шесть.
– Ха-ха! Всего-то.
– По-моему, я не сказал ничего смешного, Зеб.
– Джейк, я смеюсь не над тобой, а над собой. Я-то думал, мне предстоит исследовать новые вселенные целую вечность, а оказывается, их всего каких-то там сорок шесть тысяч. Допустим, мне осталось на эту работу еще полвека. Если я не буду ни есть, ни спать, ни играть с котятами, а только обследовать вселенные, то сколько времени я смогу провести в каждой из них?
– Примерно девять часов двадцать минут на каждую, – сказала я. – Если точно, то девять часов двадцать три минуты тридцать восемь целых семьсот двадцать две тысячных секунды плюс.
– Давай уж точно, Дити, – очень серьезно сказал Зебадия. – Если мы будем задерживаться в каждой вселенной на одну минуту, то оставим без обследования почти сто вселенных.
Я начала втягиваться в игру.
– Значит, надо действовать быстрее. Если мы очень постараемся, то сможем обследовать три вселенные в день в течение пятидесяти лет – один из нас на вахте, другой в резерве, остальные двое на отдыхе, и еще останется время на текущий ремонт оборудования плюс несколько часов в увольнении, раз в год. Если будем спешить.
– Нельзя терять ни секунды! – воскликнул Зебадия. – Все по местам! Приготовиться к взлету! Живо!
Я никак не ожидала такого поворота дела, но поспешила занять свое место. Тетя Хильда после секундного замешательства поступила так же, но, затягивая на себе ремни, горестно возопила:
– Капитан! Неужели мы улетаем с Барсума? Неужели?
– Прошу сохранять спокойствие. Ая Плутишка, закрыть дверцы! Пристегнуть ремни и доложить. Второму пилоту проверить герметичность дверцы по правому борту.
– Ремни пристегнуты, – доложила я без выражения.
– Мои тоже. Ох, Боже мой!
– Второй пилот, в мелком масштабе – по оси h вверх – минимальное смещение.
– Установлено, капитан.
– Выполняйте.
Снаружи нас окружало темное небо, земля виднелась далеко внизу.
– Ровно десять километров, – одобрительно сказал мой муж. Астронавигатору приступить к проверке новой программы. Офицер по науке, наблюдайте.
– Есть, сэр. АЯ ПЛУТИШКА – НАЗАД!
Мы снова находились на земле, там же, где и прежде.
– Офицер по науке, докладывайте, – приказал Зебадия.
– Что докладывать? – потребовала разъяснений тетя Хильда.
– Мы испытали новую программу. Прошла ли она испытание?
– Так… Мы вернулись на прежнее место. В невесомости мы находились секунд десять. По-моему, испытание прошло удачно. Но только…
– Что «только»?
– Капитан Зебби, ты самый гнусный на Земле специалист по розыгрышам! И не только на Земле, на Барсуме тоже. Значит, это все-таки ты вывалил фруктовое желе ко мне в бассейн!
– Я тогда был в Африке.
– Значит, ты это подстроил!
