— Почему? Почему? — дергал он ее за серебряный скафандр, который так любил.
Надя объяснила, что произошло с дядей Васей, которого несут сюда на руках дедушка Крылов и дядя Федя.
— Им очень тяжело, но еще тяжелее Галлею, — вздохнула она.
Никитенок выслушал с повышенным вниманием, отразившимся на его личике: в подросшем ребенке уже угадывалась несравненная красота его погибшей на другой планете матери.
— Подожди, мама. Мы сейчас! — вдруг заявил он и стал отдавать столпившимся ребятишкам краткие и совсем не детские указания. Они смотрели на него с открытыми ртами, но, поняв, бросились врассыпную.
Через короткое время к воротам были поднесены несколько длинных жердей и одеял. Ребята, выбрав подходящие жерди, стали неумело мастерить носилки.
Надя хотела помочь им, но подошедшая воспитательница приложила палец к губам, дав понять, что ребятам надо позволить сделать все самим.
И пусть неуклюжие, но все же носилки вскоре были готовы.
Надя поняла, что если воспитательницы помогут, то нести Галлея на таких носилках будет несравненно легче.
Однако она не учла силу детского воображения и изобретательность своего Никитенка.
Она не сразу уяснила, зачем появились здесь четыре детских трехколесных велосипедика.
Когда же увидела, что концы жердей укрепляют на сиденьях велосипедиков, чтобы везти их, то изумлению ее не было границ.
И странное сооружение, сопровождаемое ватагой галдящих малышей, двинулось по дороге.
Крылова и Федорова, несущих Галлея, совершенно мокрых и усталых, они встретили, когда те только что вышли на дорогу.
От галдежа детей Галлей пришел в себя.
Увидев странное сооружение, на которое его стали перекладывать, он сделал над собой усилие и, улыбнувшись, сказал:
— Однозначно, Гулливер среди лилипутов.
Взрослые не без умиления наблюдали, как маленькие спасатели повезли свой «трофей» по дороге к Школе.
Никитенок приставал к матери:
— Кто такой Гулливер?
— Это очень большой дядя, попавший к очень маленьким людям, — объяснила она.
Никитенок подумал и глубокомысленно произнес:
— Мы все станем большими.
Чем более вникают в деяния природы, тем видима наиболее становится простота законов, коим она в своих деяниях следует.
А. Н. Радищев
Один в космосе!
Совершенно один во Вселенной!
Никого и ничего вокруг!
Беспредельность пространства способна внушить заброшенному в космос человеку леденящий ужас.
Одинокий космонавт в корабле не ощущает ничего подобного. Он в замкнутом пространстве, его защищают стены, перед ним приборы с движущимися стрелками, мигают сигнальные лампочки. А главное, в иллюминаторе — необъятная громада Земли, над которой летит корабль. И человек уже не одинок!
Но совсем иное, когда вокруг НИЧЕГО НЕТ и всюду неизмеримо далекие, пристально смотрящие звезды. Далекий земной шар и Луна воспринимаются уже как общая двупланетная система: Солнце, хоть и огнедышащее, с короной из извивающихся языков, не затмевает соседние звезды, а, медленно перемещаясь от созвездия к созвездию (из-за движения наблюдателя по собственной орбите), лишь заслоняет рассыпанные огоньки более ярким диском. При всем величии светила, оно, как и крошечный человечек в скафандре, — ничтожная пылинка в сравнении с далекими пылающими в небесах гигантами.
На устойчивую околопланетную орбиту выведен был двухмодульный звездолет. Он не обегал земной шар, а вращался около его оси вместе с ним, всегда находясь над одной и той же точкой земной поверхности.
Гнетущее чувство космического одиночества испытывал Никита Вязов всякий раз, когда покидал жилой модуль, чтобы пролететь в космическом скафандре сто километров вдоль буксирного каната, соединяющего жилой модуль с тяговым. Там действовала установка, использующая внутривакуумную энергию, передавая ее на остров Солнца направленной антенной, которую Никита вместе с Андом успели установить.
Бедняги Анда уже нет!.. А какой был молодец! Как быстро научился управлять космолетом, на котором они вместе проделывали путь между модулями, чтобы проверить работу автоматики и использовать направленную энергоантенну для радиосвязи с Землей.
Но посадке космолета научить его было негде! И в этом — причина несчастья!.. Теперь удел Вязова — вечное космическое заключение: ведь нет космолета, чтобы вернуться на Землю…
Дискообразное тело, с одной стороны освещенное Солнцем, издали напоминало месяц — Луну в последней четверти. Никита через наружный люк проник внутрь и разместился за пультом управления, принимающим приказы по кабелю из жилого модуля, откуда Никита управлял энергостанцией. Предстояло проверить работу автоматов.
И так придется делать не один год… Может быть, не одно десятилетие… Никита поспешно закончил работу и выплыл наружу, стремясь к огромной направленной антенне. Еще в самые первые дни ему пришло в голову использовать ее для устойчивой радиосвязи с Землей.
И сейчас наступал назначенный час. Там, внизу, ждут его вызова. Кто будет сегодня у аппарата на острове Солнца? Крылов, конечно, как всегда; может быть, и Федю с Галлеем услышит. Но сегодня хотелось поговорить с Надей.
И когда он сразу услышал ее голос, сердце звездонавта сжалось. Но угадала ли она по голосу овладевшую мужем тоску?
Она угадала! Неизвестно каким чувством, каким излучением, телепатией или биотоками!..
— Ты сегодня не в себе! — сказала она.
— Да вроде нет, сонет сочинял. — И чтобы отвлечь Надю, он прочел ей свое творение:
Лечу один во всей Вселенной,
Как будто сам частичка звезд.
И с ними в бездне их безмерной
Я лью потоки светлых слез…
Проходишь в год путь звездный сто раз
И снова начинаешь счет,
Судьбы невольник, «звездный сторож»!
Гордись, что долг тебя ведет!
На вахте звездной ты свободен
Найти себя, себя познать,
А может быть, закон Природы
В его величье разгадать.
Ведь с сутью жизни тот знаком,
Природы понял кто закон.
После паузы Надя сказала:
— Ты, я вижу, Никита, стихи сочиняешь только меж звезд. Помнишь сонет о «Надежде».
— Это было написано о тебе…
