– Каждый раз, когда мы пытались разобраться с единицами времени Магистров, мы словно натыкались на бетонную стену. Несоответствий множество, но самое яркое и наглядное связано с теорией гиперперехода. Найденные нами останки одного из их кораблей позволили сделать вывод, что для перемещения в космическом пространстве их раса тоже использовала гиперпереход. Однако их архивы свидетельствуют о том, что подобные путешествия у них занимали месяцы, а то и годы, в то время как мы тратим лишь дни и недели. Разница колоссальная. Правомерно ли предполагать, что их гиперпереход был медленнее нашего? С точки постэйнштейновской физики, это полный абсурд. Для входа в гиперпространство необходимо развивать определенную скорость, и если корабль полетит медленнее, то он просто проскочит точку перехода, а если быстрее – то его останки не удастся разглядеть даже в самый мощный телескоп.
– Скорость входа в гипер – это константа, – сказал Коули. – Ну и что из этого следует? Может быть, мы просто неправильно расшифровали их архивы.
– Другой пример, – сказал я. – Вы помните о научной лаборатории Магистров, найденной нами в Неисследованном Секторе Космоса? Геологический анализ почвы астероида, на котором она была построена, дал нам возраст в сорок‑сорок пять миллионов лет, тогда как технологии, использованные Магистрами при строительстве, были достаточно низкими, что позволяло отнести находку к ранней стадии развития расы, то есть примерно сто двадцать – сто тридцать миллионов лет. Эта нестыковка тоже была списана на недостаточную изученность темы и возможную погрешность приборов, и она опять связана со временем. Профессор Розенфелл предполагал, что дело здесь в самом времени.
– Признаться, я потерял ход твоих мыслей, – удрученно признался Мартин.
Похоже, что он высказывал точку зрения большинства присутствующих. Один только Морган слушал мой рассказ краем уха, а сам чертил на столе непонятные графики и бормотал себе под нос:
– А это логично, черт побери... А вот если так...
Конечно, теория профессора Розенфелла не являлась потрясением основ. Мы вторгались в практически неизученную область древнейшей истории Галактики, и никаких основ там просто не было.
– Гипотеза профессора Розенфелла заключалась в допущении идеи существования нескольких временных потоков, протекающих параллельно в одном пространственном континууме.
– Трам‑тарарам, – сказал Мартин. – Ну‑ка, ну‑ка...
– Если корабли Магистров перемещались в пространстве с той же скоростью, что и наши, то мы можем взять эту скорость за основу, – сказал Доцент. – Мы тратим на перелеты дни, а они тратили годы, значит, субъективное время полета текло для них медленнее.
– Нет, – сказал Дампье. – Дело не во времени полета. Дело в самом темпе их жизни.
– Если говорить грубо, то наш день равен их месяцу, – сказал Джек. – Нет, даже не так. Наш час равен их месяцу. А может, даже и не час... Но логически все сходится, и теоретическая модель может быть верна...
– Не хотите ли вы сказать, – медленно сказал Зимин, на ходу усваивая новую для него идею, – что они жили... быстрее, чем мы? Что когда для нас проходил час, для них – год? Что‑то в этом роде, да?
– У нас уже достаточно данных для точного расчета, – сказал Джек. – Мартин, займись.
– Уже, – не поднимая головы от дисплея, буркнул Мартин. Он морщил лоб, а пальцы его плясали над клавиатурой настоящий рок‑н‑ролл.
– Когда люди Голубева открыли гробницу, – сказал я, – их оборудование действительно отключилось на доли секунды. Это была наша секунда. Возможно, у Магистра было полчаса, а то и больше, на то, чтобы выйти из стазиса, осмыслить ситуацию, найти решение, выбраться из‑под купола и скрыться, прежде чем приборы снова включились. После таких подвигов пересечь континент за двенадцать часов и сесть в первый попавшийся корабль было для него детской забавой.
– Почему вы считаете, что это был первый попавшийся корабль? – спросил Зимин.
– Нет решительно никакого смысла специально дожидаться военного корабля, отправляющегося на закрытый военный объект. Армейские системы контроля над своими базами сверхмощные, и даже если бы Магистр умудрился остаться незамеченным, выбраться оттуда было бы почти невозможно. Нет, он просто сел на первый встречный корабль, каким‑то образом выяснил его курс и изменил его в выгодном ему направлении. А потом взорвал корабль при посадке, чтобы замести следы.
– Вы предполагаете у него образ мыслей, сходный с логическим мышлением человека, – сказал Зимин. – Но он не человек.
– Он разумен, и с этим, я надеюсь, никто спорить не будет, – сказал Джек. – А логика – она и есть логика.
– Можем ли мы по траектории корабля рассчитать, собирался ли Магистр садиться на планету и не справился с управлением незнакомого ему аппарата, или же в его планы входило просто приблизиться к планете и устроить взрыв? – спросил Зимин.
Меня удивило, как быстро капитан освоился с новой линией расследования. Аналитики... у них мозги повернуты не в ту сторону, что у обычных людей, и они готовы согласиться с любой версией, пусть даже самой фантастической, лишь бы она не противоречила фактам. Зимин же был оперативником до мозга костей, а опера обычно верят только в то, что могут потрогать собственными руками, вдохнуть собственными легкими и проверить на прочность собственными кулаками. Зимин же не испытывал с этим никаких затруднений.
– Пока это из области догадок, – сказал Джек. – Тут свое слово должны сказать баллистики.
– Можем ли мы допустить мысль, что, если имела место случайная катастрофа, Магистр мог погибнуть при взрыве? – спросил Доцент.
Я отметил, что мы с Джеком стали признанными авторитетами нового направления, и взгляды аудитории прикованы к нам. Умнейшие люди корпуса задавали нам вопросы, как первокурсники задают вопросы профессорам в надежде получить полный, исчерпывающий и, главное, абсолютно верный ответ. У нас таких ответов не было.
– Не знаю, – сказал Джек. – Нам ничего не известно об их анатомии и запасе прочности их организмов.
– Вы считаете данную версию расследования перспективной? – спросил Зимин.
– Идея сама по себе фантастична, – ответил Доцент. – Но это единственная теория, которая дает ответы на большинство вопросов.
– Тогда мы должны исходить из худшего, – сказал Зимин. – Магистр жив, пока вы не докажете обратного.
– Это дело пахнет Нобелевской премией Лиги, – заметил Доцент. – Если мы его раскрутим, то... Это же революция в дочеловеческой истории!
– О премиях думать рано, – прервал его капитан. – Лучше подумайте о том, как устранить угрозу.
