сделал паузу. — Да, я потерпел неудачу. Но у тебя может получиться. Для этого надо знать историю и языки. Оксфорд может все это дать тебе.
— А если я не хочу? Что тогда?
— Пойми, я же не прошу невозможного, — Чарльз исчерпал все аргументы. — В конце концов, это для твоего же блага.
— С каких пор ты знаешь, что для меня лучше, а что хуже, отец? — Вопрос прозвучал как пощечина.
— Дуглас, нет причин для…
— Да всё я понимаю, — усмехнулся сын. — Тебя с позором спустили с лестницы, а мне теперь идти, восстанавливать честь семьи. Ты попробовал и у тебя не получилось. И теперь ты, стало быть, хочешь, чтобы я не повторял твоих ошибок?
— Да, сын, я пытаюсь. Вижу, что мне не удалось тебя убедить. — Чарльз тяжело навалился на стол. — Я рассказал тебе, чего от тебя жду, и что ты должен сделать, чтобы получить наследство. Либо ты продолжаешь учиться, либо сам отвечаешь за свои дела.
Дуглас встал со стула, сжимая кулаки.
— Мне наплевать на твои угрозы! — Он повернулся и выбежал из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что задребезжала лампа на каминной полке.
— Дуглас! — позвал Чарльз. — Вернись!
В коридоре хлопнула еще одна дверь, и в доме воцарилась тишина.
— Ну вот почему так всегда? — вздохнул Чарльз, печально качая головой.
Их спор длился уже два года, и каждый раз кончался одинаково. Дуглас занял его место в Крайст-Черч, но, судя по всему, сын редко посещал лекции и никогда не заглядывал ни в одну из университетских библиотек. Для преподавателей Дуглас мало отличался от тени отца Гамлета, они его редко видели. Затем начали поступать иски от городских купцов и казначея, Чарльз писал, просил одуматься, письма оставались без ответа.
А потом случилась та самая соломинка, переломившая хребет многострадального верблюда: срочное сообщение от капеллана колледжа. Дуглас вместе с двумя другими студентами арестован за то, что в пьяном виде нарушил порядок и затеял драку в публичном месте. Преподобный Филпотт писал, что молодого хулигана могут отпустить под залог в пятьдесят фунтов; в противном случае он будет сидеть в тюрьме до тех пор, пока дело не будет передано в суд.
Чарльз был в отчаянии. Но решение он принял, еще не успев дочитать письмо до конца. Дуглас останется в тюрьме и предстанет перед судьей. Пусть не рассчитывает на этот раз, что отец кинется спасать его никчемную шкуру; ему только на пользу пойдет, если придется самому отвечать за свои действия. Но тюрьма — это временное решение, корня проблемы оно не затрагивает, а решение найти необходимо. Если Чарльз хочет обрести мир в душе, ему придется быть смелым и безжалостным — тут нужна такая смелость, какую ему еще не приходилось проявлять в жизни.
Три дня и три ночи он провел в тягостных размышлениях, перебирая самые разные варианты действий, пока не наткнулся на решение, показавшееся ему идеальным. К сожалению, это решение, порожденное отчаянием, сильно помешало бы будущим наследникам.
Карета покачивалась на разбитой дороге. Когда Чарльз в очередной раз выглянул в окно, темная неестественно ровная тень холма уже возвышалась над ним. Даже на таком расстоянии он почувствовал, как затылок покалывает от предчувствия. Черная Хмарь — это всего лишь портал, сказал он себе. Он же пользовался им раньше, бояться нечего.
Чарльз глубоко вздохнул и нервно переложил деревянный ящичек, стоявший рядом с ним на сиденье. Положил руку на полированную крышку. Ох, как нужна ему была сейчас уверенность в правильности своих действий!
— Боже, помоги мне, — прошептал он. — Дай знак.
Он перевел взгляд на вершину холма, на Трех Троллей — древние дубы, растущие там от века. Как раз в этот момент с нижних ветвей снялись три вороны, по одной с каждого дерева. Был ли это тот самый знак, о котором он просил? Чарльз пожал плечами. Так тому и быть.
ГЛАВА 23, в которой все складывается на удивление удачно
— Говорите, все ушли? — спросил аббат Сиснерос. Он оторвал глаза от бумаг на столе и поправил очки на носу.
— Да, Ваше Высокопреосвященство, все ушли, — ответил брат Антолин, секретарь настоятеля.
— Куда же они подевались? — Аббат отложил перо и подул на еще влажные чернила на листе перед ним.
— На экуменическую конференцию, Ваше Высокопреосвященство, — ответил секретарь. — Ту, которую созвал кардинал Бернетти.
— А, Люцернскую конференцию, да, да, я помню. — Настоятель задумчиво погрыз кончик ручки. — И что же, совсем никого нет?
— Кажется, нет, Ваше Святейшество.
Настоятель бросил ручку на стол.
— Не могу поверить, что во всем аббатстве больше никто не говорит по-английски. Возможно, кто-то из наших иностранных гостей?..
— Конечно, мы об этом подумали, — ответил брат Антолин. — Однако сочли неразумным привлекать посторонних к такому деликатному вопросу.
— Хм-м… — Настоятель снова взялся за ручку. — Возможно, ты прав. Лучше сначала попытаться разобраться самим. — Он подумал и встрепенулся. — А в епархию запрос посылали?
— Да, Ваше Высокопреосвященство, еще до того, как вам доложить. Но, похоже, все, владеющие английским, на конференции.
— Вот досада! — Настоятель что-то дописал на бумаге.
Секретарь сложил руки и ждал решения начальства.
Вскоре аббат Монсеррата закончил работу и поинтересовался:
— Вы сами видели этого парня?
— Да, Ваше Высокопреосвященство. Выглядит вполне обычным, хотя и одет довольно странно.
— О нас некоторые сказали бы то же самое, — заметил аббат Сиснерос.
— Вы правы, Ваше Высокопреосвященство.
— Значит, местная полиция просто высадила его у ворот, так?
Брат Антолин кивнул.
— Это все, что я знаю.
— И мы не можем найти человека, способного расспросить его?
— Говорят, у брата Лазаря есть помощница, кажется, немецкая монахиня, она знает английский.
— Вот! — Настоятель торжествующе воздел ручку. — Вызовите сестру и действуйте соответственно. — Он вернулся к своей работе. — И вот еще что, брат, пусть этим делом дальше занимается приор Донато. Сообщите ему все подробности, относящиеся к делу.
— Но брат Томас сейчас тоже на конференции в Люцерне, Ваше Высокопреосвященство.
— Ах, да. Ну ладно, как-нибудь решите. — Настоятель махнул на секретаря рукой. — Потом мне доложите. Не сомневаюсь, что вы с этим справитесь.
