- Именно так объяснял мне мистер Уотермен, - сказал Фредерик.
- В таком случае железнодорожная линия должна пройти прямо посредине вражеской позиции, насквозь, а не вдоль нее, иначе половина огневой силы будет направлена не на врага - на собственные войска.
- Я тебя понимаю, - сказал Вебстер. - Но тогда это просто смешно.
- Только в том случае, если агрегат предполагают использовать на поле сражения. Но, возможно, тут цель другая.
- А если он не предназначен для того, чтобы действовать на поле боя, то на кой дьявол это понадобилось?!
- Понимаете... - опять заговорила Салли. - Допустим, вы правитель страны, и вы не доверяете собственному народу. Вы опасаетесь революции. Пока в ваших руках железнодорожные линии, ведущие во все главные города и порты вашей страны, а также некоторое число таких передвижных паровых огнестрельных агрегатов, вы ощущаете себя в полной безопасности. Это идеальное оружие в подобной ситуации. Оно не предназначено для борьбы с вашими противниками, оно нацелено против вашего собственного народа. Это поистине зло.
Несколько секунд все молчали.
- Мое мнение такое: ты попала в самую точку, Сэл, - сказал Джим. - Но послушай, ты собираешься переехать сюда или нет? Во-первых, они знают, что ты еще жива. И как только смекнут, что мы вернули твои папки с документами, они пойдут на все. На твоем месте я бы переехал. И она должна переехать тоже - мисс Мередит. В конце концов, места у нас хватит.
- Да, - сказала Салли. - Думаю, мне и правда лучше бы переехать. - На Фредерика она не смотрела.
- Ну а что там насчет Макиннона, Фред? - спросил Джим. - Выходит; ты разузнал, почему Беллман охотится на него? И вообще, где тут собака зарыта?
Фредерик стал рассказывать.
Салли заметила, что лицо Джима при этом все больше и больше краснеет. Наконец он отвернулся и стал сосредоточенно что-то чертить ногтем на выскобленной деревянной столешнице кухонного стола.
- Ну, вот, пожалуй, и все, - закончил свой рассказ Фредерик. - Таков закон Шотландии. Там можно жениться в шестнадцать лет без чьего-либо согласия. Я должен был сообразить это еще до того, как отправился в Незербригг: Гретна Грин - первая деревенька по ту сторону границы. Должно быть, Нелли Бад устроила это из своего рода сентиментальной симпатии - она не могла быть его любовницей. Это просто Джесси вообразила, из ревности. Но почему молчит Уитхем? И, ради всего святого, что с девочкой? Мы должны признать, что Беллману все известно, поскольку Уиндлсхэм вытянул из миссис Джерри все факты. Макиннон в опасности, это очевидно, однако...
- Он в опасности, покуда никто не знает об этой женитьбе, - подчеркнул Вебстер. - Но как только это станет общеизвестным, он в полнейшей безопасности. В этом случае даже Беллман не посмеет убить его: ведь каждому будет ясна причина. А кстати, ее папаша знает?
- Миссис Джерри сказала, что знает, - ответил Фредерик. - По-видимому, он приезжал к ней и попытался всучить ей деньги за молчание. Она спровадила его, снабдив хорошей кальвинистской оплеухой. Она мне, знаете ли, понравилась. Сухая как жердь, но с чувством юмора и абсолютно честная. Сказала, что ничего не скажет, пока ее не спросят, но если спросят - скажет правду, и никто не заставит ее сделать больше или меньше этого.
- Выходит, Уитхем знал обо всем, когда устраивал фотографирование помолвки и давал извещение о помолвке в "Таймсе", - сказал Вебстер. Значит, его дела плохи, не так ли?
Салли промолчала. Она думала об Изабел Мередит.
Вдруг Джим встал.
- Пожалуй, я прогуляюсь, подышу воздухом, - пробормотал он и, ни на кого не взглянув, ушел.
- Что это с ним? - спросил Вебстер. Фредерик досадливо вздохнул.
- Парень влюбился, - сказал он. - А у меня-то из головы вон... Ну, вот что, Салли, сейчас мы отвезем твой скарб к мистеру Темплу, а потом съездим в Айлингтон и заберем мисс Мередит и все, что ты захочешь привезти сюда. Потом я разыщу Джима, и мы отправимся на поиски Макиннона. Ну и история. Да уж, вот так история...
Глава восемнадцатая
Гайд-парк
Погода была сухая, мягкая, сквозь легкие облака пробивалось изредка солнце. Джим шагал к Гайд-парку с самым свирепым видом, крепко сжимая кулаки в карманах - Алистеру Макиннону просто повезло, что он не попался ему на пути.
Однако подходя к парку, Джим успокоился. Он направился прямо к прогулочной дорожке для экипажей и сел на траве под деревом; запуская пальцы в сухую листву вокруг себя, он смотрел на пробегавшие туда-сюда экипажи.
Для прогулок в парке это был никак не сезон. Чтобы вас заметили, появляться здесь надо летом, когда дорожка буквально забита экипажами, так что двигались они еле-еле. Но не это же важно! Важно было приехать сюда, чтобы вас увидели с вашим грумом, вашим ландо или двухместной "викторией", вашими гнедыми или серыми - что бы вас узнала леди Та или мисс Эта. Зимой вся эта толкотня происходит в стенах домов, и прогулочная аллея остается для тех немногих, кто желает просто подышать свежим воздухом и протрясти застоявшихся лошадей.
Но Джим пришел сюда, чтобы увидеть леди Мэри.
С того, похожего на сновидение дня, когда он впервые увидел ее в зимнем саду, его мозг был неотступно направлен на нее, как компасная стрелка на север. Он, как привидение, то и дело появлялся на Кавендиш-сквер, пожирал ее глазами всякий раз, когда она выезжала и когда возвращалась до мой, ловил ее силуэт в окне гостиной...
Он признавался себе, что был одурманен. Он знал девушек, дюжины девушек, среди них были барменши, горничные и танцовщицы, были смелые и стыдливые, дерзкие и чопорные; знал, с кем можно поболтать и с кем пофлиртовать, пригласить в мюзик-холл или покататься по реке. Заинтересовать девушку для него не стоило большого труда. Ничего особенного в его внешности не было, однако вместе с возмужанием в нем появлялась грубоватая привлекательность, в основном за счет его живости и уверенности в себе. С девушками он всегда держался непринужденно, любил их компанию, как и поцелуи: мимолетные поцелуи у лесенок, когда хористочки взбегали на сцену, и долгие поцелуи во тьме кулис или в уединенных беседках старого Креморн-парка, пока его не закрыли.
Но теперь все было совершенно иначе. И социальная пропасть между ними тут ни при чем, хотя она дочь графа, а он - сын прачки; даже встреться они в одном социальном кругу, он все равно относился бы к ней совсем не так, как к другим, потому что она была не такая, как другие. Каждое ее движение в тот день в зимнем саду, каждый завиток ее роскошных волос, каждый оттенок ее нежных щек, память о свежем ее дыхании, когда она, приблизив губы, шепнула ему те несколько слов, - все это было для него невыразимо дорого; и он просто не знал, как ему с этим быть.
