Не перед приходским алтарем пресвятого Распятия, а перед главным алтарем святых Петра и Павла Найджел Аспли и Розвита Линде были объявлены мужем и женой.
Свой торжественный выход из церкви Найджел и Розвита совершили через западные двери, которые выводили к ограде аббатства, недалеко от сторожки. Найджел церемонно держал Розвиту за руку и был так ослеплен и опьянен гордостью за ту, чьим властелином он стал, что вряд ли заметил Айсуду, стоявшую на пороге, а уж тем более плащ, который та развернула и набросила на плечи Розвиты, когда молодые муж и жена вышли на яркий свет морозного дня. За ними двигались гордые своими детьми отцы и довольные гости. И если лицо Леорика было на редкость серым и хмурым для такого случая, никто, похоже, не обратил на это внимание. Леорик слыл суровым человеком.
Розвита не заметила на своем плече дополнительную тяжесть украшения, предназначенного, впрочем, для мужчин. Ее глаза были прикованы к восхищенной толпе, которая заволновалась и испустила одобрительный вздох при виде красавицы-новобрачной. Внутри стен аббатства собралась большая толпа - ведь все, кто жил в предместье или оказался там по делу, пришли посмотреть на свадьбу. "Не теперь, - думала Айсуда, внимательно наблюдая за происходящим, - ответ будет получен не теперь, когда все, кто может узнать фибулу, идут позади Розвиты, а Найджел не замечает, что приколото у жены на плече, как и она сама. Только когда они повернут у сторожки и пойдут к двери в приходский придел, кто-нибудь сможет увидеть и узнать эту старинную брошь. И если каноник Элюар обманет мои ожидания, - решила девушка, заговорю я, и пусть Розвита или кто угодно другой ответит мне".
Розвита не спешила: она медленно и величественно спустилась по ступеням и прошла по булыжнику двора до ворот, чтобы все могли налюбоваться ею. Это было очень удачно, так как к этому времени аббат Радульфус и каноник Элюар вышли из церкви через трансепт и галерею и остановились у лестницы в зал для гостей, милостиво оглядывая собравшийся народ, а все монахи стали расходиться по двору, держась чуть в стороне от толпы, но по-прежнему с интересом наблюдая за ней.
Брат Кадфаэль тихонько пробрался вперед и скромно встал неподалеку от того места, где стояли аббат и его гость, так, чтобы незаметно наблюдать за молодоженами. На тяжелой синей материи плаща Розвиты была прекрасно видна крупная фибула, явно мужское украшение. Каноник Элюар внезапно оборвал посредине какую-то спокойную фразу, которую произносил, повернувшись к аббату, и доброжелательная улыбка сползла с его лица; он задумчиво нахмурил брови и прищурился, как будто зрение на таком расстоянии подводило его и он не был уверен в том, что видит.
- Но это... - пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к кому-то другому - Нет, как это возможно?
Новобрачные подошли ближе и, как положено, поклонились высоким церковным сановникам. За Розвитой и Найджелом шли Айсуда, Леорик, Вулфрик и все приглашенные. Под аркой ворот у сторожки Кадфаэль заметил светловолосую голову и блестящие голубые глаза Джейнина: тот отстал, чтобы обменяться парой слов с каким-то знакомым из предместья, стоявшим в толпе, а потом своим легким шагом, немного припрыгивая, пустился догонять процессию.
Найджел подвел жену к первой ступеньке каменной лестницы; в этот момент каноник Элюар выступил вперед и остановил их. Только тогда, следуя за его пристальным, в упор, взглядом, посмотрела Розвита на ворот своего плаща, свободно спадавшего с плеч, и увидела блеск разноцветной эмали и тонкие золотые силуэты сказочных змей, похожих на переплетенные между собой растения.
- Дитя, - проговорил каноник Элюар, - можно мне посмотреть поближе? Он коснулся пальцами золотых перегородок и серебряной головки булавки-язычка. Розвита молча следила за ним, удивленная, чувствуя некоторую неловкость, но не успев испугаться и не приготовившись защищаться. - Это очень красивая и редкая вещь, - продолжал каноник и, прищурившись, взглянул на новобрачную: - Откуда она у тебя?
Хью вышел из сторожки, держась позади толпы, смотрел и слушал. Возле угла галереи стояли два монаха с надвинутыми на лица капюшонами, наблюдая за тем, что происходит. Зажатый между собравшимися у западной двери зеваками и толпой на большом дворе, Мэриет не двигался, как будто окаменел: он не хотел, чтобы его узнали, и ждал возможности вместе с Марком незаметно вернуться в свое убежище-тюрьму.
Розвита облизала губы и ответила со слабой улыбкой:
- Ее подарил мне родственник.
- Странно! - пробормотал Элюар и, помрачнев лицом, повернулся к аббату: - Милорд аббат, я хорошо знаю эту фибулу, слишком хорошо, чтобы ошибиться. Она принадлежала епископу Винчестерскому, и тот подарил ее Питеру Клеменсу, своему любимому секретарю, чьи останки лежат сейчас в вашей часовне.
Между тем брат Кадфаэль отметил одно удивительное обстоятельство. Он наблюдал за лицом Найджела с того момента, как молодой человек первый раз бросил взгляд на украшение, вызвавшее столь большой интерес у каноника, и до этой минуты совершенно не было заметно, что фибула говорит Найджелу что-нибудь. Он переводил глаза с Элюара на Розвиту и обратно, морщил в недоумении свой широкий лоб, улыбался легкой вопрошающей улыбкой, ожидая, чтобы кто-нибудь просветил его. Но когда был назван владелец фибулы, внезапно все обрело смысл, и притом смысл зловещий и устрашающий. Найджел побледнел и застыл, уставившись на каноника, и, хотя губы молодого человека шевелились, он либо не мог найти слов, либо счел, что лучше их не произносить, и продолжал молчать. Аббат Радульфус придвинулся с одной стороны, Хью Берингар - с другой.
- Что такое? Ты узнал эту драгоценность, ты говоришь, она принадлежала Питеру Клеменсу? Ты уверен?
- Я так же уверен в этой вещи, как в тех, что вы показали мне - крест, кольцо и кинжал, - побывавших вместе с ним в огне. Этой фибулой он особенно дорожил как подарком епископа. Была ли она на нем в его последней поездке, я сказать не могу, но обычно он всегда носил ее и очень ценил.
- Разрешите мне сказать, - раздался ясный голос Айсуды из-за плеча Розвиты. - Я знаю, что она была на нем, когда он приехал в Аспли. Фибула была приколота к плащу, когда я взяла его у гостя, чтобы отнести в приготовленную для него комнату. Она оставалась на месте и на следующее утро, когда перед его отъездом я вынесла ему плащ. Плащ он не надел, а перекинул через луку седла, ведь утро было теплое и ясное.
- Значит, у всех на виду, - отчетливо произнес Хью. Крест и кольцо оставались на покойнике и отправились в костер вместе с ним. Либо у убийцы было мало времени и он должен был бежать, либо какой-то суеверный страх помешал ему снять драгоценности с тела священника, хотя это красивое украшение, попавшееся ему под руку, он не постеснялся взять. - Заметьте, милорды, - добавил Хью, - на этой фибуле нет следов огня. Ты разрешишь нам снять ее и посмотреть?..
