— Конечно, — ответил Элтон, — только что-то с этой штукой не так. Она стала легче, пока я нес ее. Наверное, они могут есть на расстоянии.
— Ну ты, костлявый капитан, мне думается, я проглочу тебя на месте, — прорычал мертвец Головорез капитану Махуну. — Ты, конечно, большой кусок, но я не подавлюсь.
Огромный Джордж Махун одним мощным ударом сбил с ног огромного (больше себя ростом) мертвеца Головореза Крэга. Затем он приставил острие нагеля (конечно, Элтон, они выгрызли всю сердцевину этой штуковины, но что тут поделаешь?) к сердцу Головореза и крепко ударил по нему тяжелым молотом. Но деревянный нагель разлетелся на щепки и куски источенного червями (или призраками) дерева.
— Ладно, оставим его так, — сказал Махун, — я не знаю другого способа убивать мертвецов.
Шесть членов экспедиции погрузились в капсулу и взлетели. Внизу они увидели свой оставленный корабль, который на глазах рассыпался в прах, оставшись существовать лишь в виде силуэта корпуса и общей схемы. Он стал еще одним знаком-космолетом на напоминающей циферблат равнине, носившей название Долина старых космолетов. Эти очертания старых космических кораблей оказались самими старыми космическими кораблями. Должно быть, они послужили призракам отличной пищей.
— Берите судовой журнал! — жалобно воскликнул Джордж Махун. — Я просто чувствую, как быстро все это ускользает из моей памяти! Пусть каждый вырвет из журнала страницу и пишет как можно скорее. Давайте же, пока с нами не произошло то же, что и с нашими предшественниками.
— Нет смысла горевать, что ни в одной ручке не оказалось ни чернил, ни пасты, — "барабанным" голосом произнесла Селма. — Не стоит сокрушаться по поводу того, что электронная запись тоже невозможна. Вкусы медведей-воришек необъяснимы. В старых судовых журналах, помнится, было несколько строк, написанных не чернилами. Если мы все примемся быстро писать, у нас может получиться больше, чем несколько строк. Мы сумеем даже дать объяснение случившемуся, пока вся эта история еще не совсем испарилась из нашей памяти.
И все члены экспедиции вскрыли себе вены и принялись исписывать длинные страницы судового журнала собственной кровью. Кровь еле текла — из нее было изъято столько свободно циркулирующих веществ, что она стала вязкой и клейкой. Но они не сдавались. Они записали объяснение происходящему на планете, хотя потом, когда им показывали их записи, едва могли вспомнить, как это сделали.
Объяснение тому, что происходит на планете медведей-воришек было необходимо. Поскольку, как однажды сформулировал великий Реджиналд Хот: "Аномалии — это непорядок".
Вот это объяснение и приведено здесь примерно в том виде, в каком оно было записано в судовом журнале липкой и тягучей кровью.
Перевод Валентины Кулагиной-Ярцевой
Вл. Гаков
Неописуемый чудак из глубинки
Именно таким был недавно ушедший Р.А.Лафферти, всего двух лет не доживший до своего девяностолетия. Как всякий чудак (многие, впрочем, не колеблясь, называли его гением), он нередко попадал в поле зрения критиков.
Однако, основательно «покопавшись» в его корнях и его творчестве, большинство отступалось, разводя руками. Решительно невозможно описать эту странную личность! Тем более не поддается рациональному анализу еще более «неописуемое» творчество Лафферти. Но с тем, что без этого автора современная фантастика заметно поблекла бы, сегодня согласны все.
В биографии писателя при всем желании не отыщешь ничего, что дало бы исследователю хоть малюсенький ключик к его творчеству.
Родился Рафаэль Алоизиус Лафферти 7 ноября 1914 года в маленьком городке Ниоле, затерявшемся в одном из самых «деревенских» штатов Америки — Айова. Отец будущего писателя владел небольшой фермой (к землице его потянуло только после того, как он в пух и прах проигрался на бирже), а мать работала учительницей в сельской школе. В 1918 году семейство Лафферти перебралось еще дальше на запад — в штат Оклахома, сначала в деревушку Перри, а потом в город Талсу. В Талсе Рафаэль Лафферти прожил всю оставшуюся жизнь, почти никуда из своей глубинки не выезжая. У него даже машины не было — не потому, что не на что было купить, а потому, что за почти девять десятков лет жизни Лафферти так и не удосужился обзавестить правами. В Америке одно это гарантирует постоянное внимание прессы — чудак, эксцентрик! Но писатель и журналистов не жаловал, что уже делало его личностью подозрительной.
Впрочем, один «ключик» все же имелся. Родители Лафферти были ревностными католиками и своих детей воспитали соответствующе. Как вспоминал потом писатель, в его детстве было только два ярких события — первое причастие и горящий крест куклуксклановцев на соседнем пустыре. Вообще-то ревностный католицизм среди американских фантастов — явление не менее редкое, чем отсутствие автомобильных прав. Кордвайнер Смит, Уолтер Миллер да Джин Вулф — вот первые, кто приходит на ум, и во всех этих редких случаях научная фантастика тоже получается редкая, "штучная".
После католической школы жизнь его была исключительно приземленной, если не сказать рутинной: незаконченная учеба в местном университете, затем заочные инженерные курсы и работа в компании по производству электрооборудования. В эту рутину вторглась война: в 1942-м после Перл-Харбора рядовой Лафферти отправился сражаться с японцами на Тихом океане. Он дослужился до сержанта и вернулся в Талсу с боевой медалью за участие в кампании по освобождению Новой Гвинеи. После этого почти тридцать лет проработал на одном месте и ушел на пенсию в 1971-м. Впрочем, к этому времени у Лафферти появилась и другая работа, по душе. Это была литература.
Писать он начал также необычно поздно — по американским стандартам.
Первая публикация 45-летнего дебютанта увидела свет в провинциальном литературном журнале, издававшемся в соседнем штате Нью-Мексико. Это был реалистический рассказ «Повозки». А в следующем, 1960 году вышел и первый научно-фантастический рассказ Лафферти — "День ледника". За последующие два десятилетия писатель опубликовал более 200 рассказов, составивших два десятка сборников, и более двадцати романов.
Казалось бы, неплохой творческий «выход»… Но беда в том, что большинство произведений Лафферти увидело свет в так называемых «малых» издательствах, выпускавших книги и сборники небольшими тиражами, как правило, посвящая их экспериментальной прозе, не рассчитанной на коммерческий успех.
А проза Лафферти вся от начала до конца была экспериментальной. Он за двадцать лет перепробовал все, что мог, ни разу не соблазнившись уютным в материальном плане "плаванием по течению". Потому его так любили печатать составители авангардных антологий (типа серии «Orbit» под редакцией Даймона Найта), но редко отмечал премиями американский фэндом. Как точно заметил легендарный американский составитель антологий Мартин Гарри Гринберг:
