– Очень надо! – презрительно повела она плечом.
Но кое-что все-таки затронуло ее за живое: действительно, куда он ушел? Отдал подарок, угостил какой-то травинкой – фу, гадость! Сготовил завтрак, велел не забыть покормить эту чужую тетку, собрался и, ни слова не говоря, быстро ушел. А ведь всегда рассказывал, куда собирается.
Я села на лавку, положила голову на скрещенные руки, продолжая смотреть на гримасы Меланьи.
Все замечательно. Только вот два удивления подряд – мое и ее – как-то настораживали. По порядку: мое удивление.
– Твой дед вывел Никодима к… – громко сказала я и выжидательно замолчала.
Ответа не последовало. Устного. Мысленно же Меланья закончила видом небольшой деревушки – совсем небольшой, из трех домиков. Со всех сторон окруженной лесом.
– Но куда это он его вывел? Там же нет дороги! – поразилась я.
– К людям, – буркнула Меланья себе под нос, а мысленно закончила: «Вот пусть они его дальше сами и выводят! Если сторгуется с этими жадюгами».
Ох, как все замечательно! На редкость… Формально Орей выполнил мое условие – вывел Никодима кратчайшей дорогой к людям. Но ведь люди иногда селятся в такой чащобе, откуда Никодиму будет выбраться, может быть, даже сложнее, чем от волхвовской избушки!
Похоже, не так уж горделиво-индифферентно относится старичок-лесовичок к моей особе. Похоже, он пытается мне пакостить. И даже удачно. Трюк с Никодимом может меня задержать в заповедной глуши надолго.
«Надолго – может, навсегда», – откликнулось во мне где-то читанное.
А зачем это ему? Радости Орею от меня никакой, его б воля, он меня вообще на пушечный выстрел к своей избушке не подпустил бы!
Тогда чья воля?
Вариантов немного. Не Меланьина же! Значит, из всей этой затеи торчат островерхие волосатые уши лесного повелителя, материного наследника Еева.
Когда ж это они с Ореем снова успели снюхаться? Я отследила по дедовским мыслям только одну встречу – ту, на которой Еев передал мне свой наглый ультиматум. А я, в свою очередь, дала через Орея на этот ультиматум недвусмысленный ответ. Мой ответ волхв лесному повелителю не передал. Или передал-таки? Провожая Никодима.
Провожал-провожал, да по пути на минутку заглянул в ту самую пещерку, дорогу к которой он сам мне через свои воспоминания и показал.
Никодим – не я. Он ни пешерки мог не заметить, ни состоявшейся встречи высоких договаривающихся сторон… А стороны, похоже, успешно договорились. Вдали от меня. Обменялись мнениями, сложили два и два – и вот вам верный ответ: я такая Узнающая, потому что читаю чужие мысли. И укокошить меня обеим высоким договаривающимся сторонам гак хочется – все четыре руки зудят! Две – со стороны нечисти, две – вполне человеческие.
А ведь, похоже, они в четыре руки какой-то план все-таки сварганили!
– Что тебе дедушка сделать велел? – ласково спросила я.
Меланья нехотя отложила зеркало, молча подошла к печке, вытащила закопченный чугунок, со стуком поставила передо мной на стол.
– А сама есть не будешь? – невинно поинтересовалась я.
– Поела уж, – буркнула Меланья. Потом, по-своему истолковав мою нерешительность, снизошла – добавила: – Ты не бойся, я себе откладывала, из общего чугунка не хлебала. Мы ж не собаки – из одной лоханки хлебать.
«И не свиньи, – добавила я мысленно. – Эти животные уж получше вас с дедушкой будут!» Особенно дедушка хорош. Заботливый такой! Завтрак дорогой гостье приготовил. А сам сбежал подальше. Чтоб я его мыслей прочесть не успела. Что же он скрывал в своих мыслях? Чем таким отравить меня решил, попотчевав из внученькиных ручек?
– А тебя, говоришь, травинкой угостил? – вздохнула я, заглядывая в пахучий, еще теплый чугунок.
– Да ты не завидуй, – презрительно сказала Меланья. – Она горькая была. – И спохватилась. – А я разве говорила про травинку?
– Говорила, – успокоила я ее. – Где травинка-то?
– Да сжевала я ее – почти наполовину.
– И что оставшаяся половина? – поощрительно улыбнулась я. – Где она?
– Дед забрал. Выбросил, наверно. Говорю – горька? она, невкусная.
Значит, внучке – противоядие, а мне кушанье без антидота. И до встречи на том свете!
– Ну ты есть будешь? Остынет! – недовольно проговорила Меланья, даже не подозревая о ядовитом содержимом чугунка.
– Что-то я не голодная, – поднимаясь, сообщила я. – Пойду прогуляюсь. Может, аппетит нагуляю. – Кого? – удивилась Меланья. – Забрюхатишь, что ли? Так уж захотелось? А тут и обгулять тебя некому – нет же в округе никого!
– Ну, насчет забрюхатеть – к этому у меня еще пока такой уж сильной тяги нет, – не смогла я сдержать улыбку. – А чугунок ты спрятала бы на место. Чтоб не остывал. Будет чем покормить дедушку, когда вернется!
* * *
Когда я добралась до князя и увидела радостно поднимающегося мне навстречу Бокшу, то чуть не расплакалась от благодарности.
Да пусть он хоть сто раз ант! Но он не собирается меня ни травить, ни убивать всячески, а искренне, по-человечески радуется моему появлению…
– Надо выбираться отсюда, – сказала я ему вместо приветствия. – Что-то слишком горячо становится в этом проклятом заповедном лесу. Знаешь, как это побыстрее сделать?
– Знаю, госпожа, – с готовностью качнул он своею щегольской бородкой. – Дальше по дороге – версты две – есть тропка крохотная…
– Поняла, – кивнула я. – Но что с князем будем делать?
– А что? – удивился Бокша. – Я князя поохранял, все в порядке.
– Понимаешь, не могу я его здесь оставлять. Не могу.
Это не очень стыковалось с логикой. Гораздо логичнее было умчаться сейчас по указанной Бокшей тропке, найти подмогу, а потом вернуться за князем. Тем более что своим замечательным коконом он лучше меня защищен от всех врагов… Только вот не могла я его бросить – и все!
Вдруг с ним за время моего отсутствия что-то случится? Вдруг кокон ослабеет, истончится, сломается? Или лукавый Орей опять объединится с Еевом и измыслит нечто, разрушающее кокон? Или просто молния грозовая ударит в моего князя и спалит, невзирая на кокон? Да мало ли!…
Я наклонилась, попробовала сдвинуть с места прохладный монолит. Удалось! Он оказался не слишком тяжелым и легко скользил по траве.
Что ж, тем более его оставлять здесь нельзя! Найдется кто-то ушлый, запрячет князя в заколдованную горную пещеру – иши-свиши потом!
Бокша наблюдал за моими действиями с суеверным страхом. Опыт, подкрепленный строгим приказом, запрещал ему вмешиваться. Ну а если что-то делает сама княгиня – так на то ее господская воля!
– У тебя в кустах тачки никакой не припрятано? – поинтересовалась я на всякий случай.
