Ознакомительная версия.
Такая реклама нам не нужна. Проект еще только-только вышел из пеленок, пока всего двадцать шесть хилеров зарегистрировано, а семеро из них уже исчерпали резерв, так что… А если тайна вскроется? На всех нас просто не хватит. Не всесильные же, не боги. А как людям объяснишь?
Вот и дежурим по поликлиникам. Полегонечку подлечиваем кому-то сердце, кому почки, печень, ноги, спину… Сегодня в Братеево, завтра на Дмитровке, через неделю вообще где-нибудь в Капотне.
Почему в поликлинике, спросите? Так это легко. Более подходящее место для нашей работы даже и искать бесполезно! Всё так идеально складывается. Никаких тайн, никаких аномальных явлений. А если и случилось чудесное выздоровление, есть на что списать. Смотрите. Походил пациент в поликлинику, поторчал в очередях, вырвал с боем карту, пробился к врачу, выскреб зубами рецепт – и, пожалуйста! Лучше чувствовать себя стал, боли прошли, не кашляет. За счет чего, спрашивается? Правильно, помогло лечение, процедуры, хорошие лекарства, наконец, купленные за бешеные деньги.
– Какая разница, найду я вам карту или нет!? Без пяти семь уже! На часы посмотрите!! Ни один врач вас не примет. Всё!! Мы закрываемся.
Сухим щелчком хлопнули створки жалюзи на окошке регистратуры. Распаленная очередь еще продолжала воевать, однако люди из хвоста уже обреченно потянулись к выходу.
Ну, вот и всё – можно домой. Только заскочу резерв проверить. Да и цветы Ирке надо купить – три года знакомства завтра, попышнее бы обставить, а то опять обидится.
Резерв – штука такая, с ней лучше не шутить, а то в одночасье ноги протянешь. За подробностями опять же к научникам, а я постараюсь по-простому объяснить. Возможности хилера не безграничны. Даже наоборот, очень даже и конечны, вон уже семеро наших в Отстойнике навсегда замариновались. Хилер – как бы человек с очень большим запасом здоровья. Хилера почти невозможно убить – разве что расчленить на куски и раскидать в разные стороны. Или взорвать, например. Одного нашего, говорят, у пожарных нашли, он весь медалями обвешан был – человек тридцать на пожаре спас. И все удивлялись: как это так, парень в огне минут по пять пропадает, а возвращается – ни следа ожогов?
Мы никогда не болеем, почти не устаем, в нашей крови дохнет вся болезнетворная пакость, любая рана заживает в секунды. Ирка, помнится, до смерти перепугалась, когда я руку на пикнике порезал. Собралась меня чуть ли не в реанимацию везти, еле отговорил. Зато после того, как на ее глазах затянулась рана, многое объяснять пришлось. Главного только я ей не сказал. Правильно, думаю. Ну, были проблемы с печенью, ну, прошли сами собой – с кем не бывает! Молодой, здоровый организм справился с болезнью. Пусть так и дальше думает…
Ведь хилер не просто сам здоров как бык. Он еще всем этим и с другими поделиться может, если обучен, конечно. И главное тут – не переборщить. Не отдать слишком много, а то и самому не останется, и как спидозник скопытишься от первого же сквозняка или пореза. Телеграф слухов доносит, что были уже такие случаи, вроде как во Владике и еще на Севере где-то, в Мурманске, что ли… Там аппаратура похуже, чем в столице, вот и не уследили ребята – вокруг столько больных людей, они просто помочь хотели, всем…
Так что за резервом следить надо, неровен час – исчерпаешь, тогда всё, прямая дорога на пенсию.
Стеклянная крестовина вынесла меня на улицу. Сразу навалилась безысходная жара, придавила к земле. Душный, наполненный пылью воздух, казалось, стоял неподвижно, люди с безумными глазами рассекали его, будто осязаемую преграду. Ладно, метро здесь недалеко. Через площадь перейду – и в переход.
Внизу стоял гулкий неумолчный шум. Десяток веселых студентов шумно покупали пиво. Продавец пиратских видеокассет, пряча глаза, втолковывал какому-то лоху, что «вот это самый последний хит». Стайка девчонок с роликами через плечо, над чем-то громко смеясь, не преминули смерить меня оценивающим взглядом. Крепкий парень в металлистическом прикиде обиженно гудел в трубку: «Я тебя уже полчаса жду!» Рядом с ним лихорадочно рылся в потрепанной записной книжке щупловатый подросток, пытаясь одновременно воткнуть в приемное гнездо телефонную карточку. Получалось плохо. С другой стороны тянулся ряд аляповатых палаток. В них продавали всё, в основном – плохое, дешевое и китайское. Ага. Вот и цветочный…
Я начал проталкиваться к заставленному жестяными вазочками прилавку. Одуревшая от жары продавщица пшикала из пульверизатора на букеты и на себя.
– О о! Пардон…
Неудачно получилось, на витрину отвлекся – Ирка хризантемы любит, а их здесь я чего-то не вижу… Извини, парень.
Чернявый кавказский красавец сверкнул белоснежными зубами из курчавой бородищи:
– Ничего.
Забавный у парня пакет, огромный, весь белый, лишь в верхнем углу, почти у ручек, изображение двух скалящихся шахматных коней. Веселые такие лошадки, черные, с огненно-красными глазами…
Когда из перехода гуськом потянулись вымазанные в саже оранжевые робы спасателей с носилками, журналисты, растолкав немногочисленный омоновский заслон, рванулись к ним с микрофонами.
– Сколько жертв?
– Убитые есть? Сколько раненых в критическом?.. Довезете?
Эмчеэсовцы хмуро и устало смотрели из-под потных челок и почерневших от копоти касок, молчали. Журналисты настаивали, напирали, тыкали объективами камер прямо в носилки, крупным планом выдавая в эфир перепуганные лица пострадавших. Кто-то из известных телекомментаторов уже нудно бубнил в микрофон о разгуле террора и призывал президента выполнить, наконец, свою обещанную угрозу.
Вдруг журналистская братия хищно метнулась в сторону: появился пресс-секретарь мэрии. Этот уж молчать не будет. И точно, мягким баритоном зарокотал хорошо поставленный голос уверенного в себе и в «озвучиваемых» текстах человека:
– …семнадцать легкораненых, трое от госпитализации отказались, двое с ожогами средней тяжести и один в тяжелом, почти критическом состоянии. Жертв нет. Террористы рассчитывали запугать население нашего города…
Никто и не замечал, как с величайшими предосторожностями по залитым углекислотной пеной ступенькам передают с рук на руки страшный предмет. Спасателям пришлось взрезать оплывший восковыми каплями пластик прилавка. Бесформенный предмет, отдаленно напоминающий человеческое тело, спешно грузили в реанимацию, когда кто-то из медиков расслышал сдавленный шепот.
– Тихо! – крикнул он. – Тихо. Он хочет что-то сказать.
Запекшиеся, почерневшие губы бессильно кривились, но из горла наружу рвался всё тот же вопрос:
– Сколько погибших?
Пожилой медик потемнел лицом, едва не уронил носилки от неожиданности.
Ознакомительная версия.
