Сьюзан открыла дверцу машины. Нет, к этому она не готова… Кэмден нагнулся, чтобы закрыть дверцу, в его поведении не было и намека на флирт.
— Мне следует заказать второй манеж.
— Да.
— И второе детское сиденье для машины.
— Да.
— Но не вторую ночную няню.
— Это вам решать.
— И вам. — Внезапно он резко наклонился и поцеловал ее. Вежливый и преисполненный уважения поцелуй потряс Сьюзан. Даже похоть и властность оставили бы ее равнодушной, но это… Кэмден опередил ее реакцию: он захлопнул дверцу машины и пошел к дому. Сьюзан дрожащими руками держалась за руль, пока шок не сменился веселым удивлением — это был нарочито остраненный поцелуй, специально придуманная загадка. И похоже, продолжение не заставит себя ждать.
Интересно, как Кэмден назовет своих дочерей?
Доктор Онг шел по полуосвещенному больничному коридору. Сестра, дежурившая у входа в родильное отделение, шагнула вперед, намереваясь остановить его — была полночь, часы посещений давно истекли, — но, узнав, отступила на свой пост. За углом было вмонтировано обзорное стекло в детскую. К немалому раздражению Онга, Сьюзан Меллинг стояла здесь, прижавшись к стеклу, и плакала.
Онг никогда не любил женщин. Даже самые выдающиеся из них не способны, очевидно, сдерживать свои эмоции и не выставлять себя в чертовски идиотском виде.
— Посмотрите. — Сьюзан с легким смешком вытерла глаза. — Доктор, вы только взгляните.
Роджер Кэмден в халате и маске держал младенца в белой распашонке и светлом одеяльце. Синие глаза Кэмдена — театрально синие, в жизни у мужчины не должно быть таких ярких глаз — сияли. Головку новорожденной покрывал светлый пушок; у нее были широко расставленные глаза и розовая кожа. Всем своим видом Кэмден словно показывал, что ни один ребенок на свете не обладал такими достоинствами.
— Роды без осложнений? — спросил Онг.
— Да, — всхлипнула Сьюзан Меллинг. — Идеальные. Элизабет чувствует себя хорошо. Она спит. Разве он не прекрасен? Самый предприимчивый из всех, кого я знала в жизни. — Она вытерла нос рукавом. Онг понял, что Сьюзан пьяна. — Я когда-нибудь говорила вам, что была обручена? Пятнадцать лет назад, еще в колледже. Я разорвала помолвку, потому что он стал казаться мне таким скучным. О Боже, зачем я все это рассказываю? Извините.
Роджер Кэмден положил младенца в маленькую колыбельку на колесиках. Табличка над ней гласила: НОВОРОЖДЕННАЯ КЭМДЕН, ДЕВОЧКА, 1. 5,9 фунта. Ночная дежурная снисходительно наблюдала за ним.
Онг отправился писать отчет. В этих обстоятельствах докладу Меллинг нельзя доверять. Беспрецедентный шанс зафиксировать все подробности генных изменений при наличии контрольного ребенка, а Меллинг больше интересуют собственные сентиментальные бредни. Стало быть, придетсяотдуваться самому. Ему не терпелось узнать подробности. И не только о румяной малютке на руках у Кэмдена. Он желал знать все о рождении ребенка, лежащего в другой колыбельке, где было написано: НОВОРОЖДЕННАЯ КЭМДЕН, ДЕВОЧКА, 2. 5,1 фунта.
Самое раннее воспоминание Лейши — по комнате текут полосы, а протянешь руку, чтобы потрогать, кулачок оказывается пустым. Позже она поняла, что эти переменчивые полоски — свет, солнечные лучи, косо падающие сквозь шторы ее комнаты, сквозь деревянные ставни столовой, сквозь решетчатые жалюзи оранжереи. В тот день, когда она сделала это чудесное открытие, девочка громко рассмеялась, и папа, сажавший цветы в горшочки, обернулся и улыбнулся ей.
Весь дом был наполнен светом. Он отражался от озера, струился по высоким белым потолкам, собирался в лужицы на блестящих деревянных полах. Они с Алисой постоянно двигались сквозь эти потоки, и иногда Лейша останавливалась, запрокидывала голову и позволяла им заливать лицо. Она чувствовала его, как воду.
Лучше всего, конечно, было в оранжерее. Именно там любил проводить время папа, бывая дома. Папа поливал деревья, напевая под нос, а Лейша и Алиса перебегали с теневой стороны, где росли крупные пурпурные цветы, на солнечную сторону — носились без устали взад-вперед.
— Растения, — говорил папа, всегда выполняют свои обещания. Алиса, осторожно! Ты чуть не опрокинула эту орхидею! — И Алиса послушно прекращала беготню. Лейше папа никогда не говорил ничего подобного.
Какое-то время спустя свет уходил. Сестрички принимали ванну, а после Алиса становилась — тихой или, наоборот, капризной. И няня укладывала Алису в постель, а Лейша оставалась с папой, пока он не уходил поработать в кабинете с бумагами, которые делают деньги. Лейше на мгновение становилось жаль, но почти сразу же приходила Мамзель и начинала заниматься с Лейшей. Узнавать новое было так интересно! Она уже умела петь двадцать песенок, писать все буквы алфавита и считать до пятидесяти. А когда уроки кончались, свет возвращался обратно и наступало утро.
Завтрак был единственным временем суток, которое Лейша не любила. Папа уже успевал уехать на работу, и девочки трапезничали с мамой в большой столовой. Мама сидела в красном халате, который Лейше нравился, и от нее еще не исходил странный запах, и она произносила нормальные слова, но все равно было скучно. Мама всегда начинала с вопроса:
— Алиса, милая, как ты спала?
— Хорошо, мама.
— Тебе снились хорошие сны?
Долгое время Алиса отвечала: нет. А однажды сказала: «Я каталась во сне на лошади». Мама захлопала в ладоши и поцеловала Алису, и с тех пор у сестры всегда был наготове сон для мамы. Тогда Лейша решилась:
— Я тоже видела сон. Свет проник в комнату и закутал меня, как в одеяло, а потом поцеловал меня в глаза.
Мама поставила чашку так резко, что кофе выплеснулся на стол.
— Не лги мне, Лейша. Тебе ничего не снилось.
— Нет, снилось, — настаивала Лейша.
— Только у тех детей, которые спят, бывают сны. Ты не видела никакого сна.
— Нет, видела! Видела! — закричала Лейша. Она видела сейчас это золотое солнечное покрывало.
— Я не потерплю, чтобы ребенок лгал! Ты слышишь, Лейша!
— Ты сама лжешь! — закричала Лейша, понимая, что это неправда, ненавидя себя и еще больше презирая маму за эту ложь. Алиса сидела неподвижно, широко раскрыв глаза.
— Няня! Няня! — громко позвала мама. — Уведите Лейшу немедленно. Ей нельзя находиться рядом с культурными людьми, если она лжет.
Лейша расплакалась. Она даже не съела свой завтрак. Но главное — огромные, испуганные глаза Алисы. И виновата она, Лейша!
Но Лейша быстро успокоилась. Няня почитала ей сказку, потом поиграла с ней в «Информационный скачок», а потом пришла Алиса и няня повезла их обеих в Чикагский зоопарк, где столько интересных зверей, которых даже во сне не увидишь. А когда они вернулись, мама ушла в свою комнату, и Лейша знала, что она останется там со своими странными бутылочками до вечера.
