Верно, белолицый, верно.
— …и хотела бы, чтобы это поняли и вы. Мелкая карта, но она разыгрывает ее с опустошительной силой и лишает возможности играть и нас с вами. Вы тянули время в надежде, что я не дам м'сэре слишком много информации. Ее карта уже самая слабая в этой игре. А у вас хотя и туз, но, с другой стороны, вы слишком уязвимы.
Мондрагон сделал беспомощный жест рукой на подлокотнике.
— Вы видите меня в плохой позиции. Не сомневаюсь, что теперь вы можете пустить в дело ваше искусство уговаривать. Но и это не гарантирует вам правды… я прав?
— Ах, как хорошо разыграно! Начать угрожать этой м'сэре? — Его взгляд переместился на Альтаир. — Но он же наврет половину из того, что расскажет мне, правда?
— Он не дурак!
— Я говорю вам, м'сэра, у вас действительно талант проводить собрания совета. Но на самом деле он по-прежнему вертится из стороны в сторону. Хотя витки эти все время сужаются, правда? Я мог бы относительно легко обезопасить ваше поведение… для этого мне достаточно только держать его живым и здоровым. И, возможно, позволить вам посещать его время от времени.
О, Боже, это же снова заключение, тюрьма для него, точно так же, как там, у…
Она бросила взгляд на Мондрагона, который со своей стороны посмотрел на нее. Она сумела прочитать выражение его глаз — страх, тихий, глубокий страх.
— Приемлемо, — сказал Мондрагон, снова повернувшись к белолицему.
— Но тогда… вы же будете очень скупы на то, что я хочу знать. Чтобы спасти жизнь вам обоим. И эта м'сэра останется… опасной бомбой с коротким запальным шнуром. Другие партии разыщут ее, и очень быстро. Неудобно и опасно для вас, м'сэра.
— Я останусь с ним. — Она посмотрела на Мондрагона и увидела, как в нем что-то сломалось, что-то существенное.
— Он убьет нас обоих, — сказал ей откровенно Мондрагон. — Как только будет готов.
— Не убьет. Он нас наймет. Спорю, что от этих экстра-изысканных горилл не слишком много пользы. Вам нужен кто-то, кто знает каналы, знает каждую дыру, каждую нишу на этих островах? Такой человек — я. И даже не стоит спорить за то, что какая-то проклятая секта схватит его или меня. Это совершенно невозможно! Я расправлюсь с ними!
Белолицый рассматривал ее оживленно заблестевшими глазами. Потом эти глаза весело прищурились.
— Ну, Мондрагон, вот там, там бьется настоящее темное сердце Меровингена! В этой остроглазой м'сэре, которая, вне всяких сомнений, обеспечила нас этим превосходным бренди. С Нижним городом нельзя обращаться неосмотрительно. Его терпение небезгранично, и он продемонстрировал это в последнюю ночь. Я уверен, что он уже сейчас ведет следствие по поводу местопребывания этой м'сэры. Это честная женщина. Она могла бы заключить со мной деловой договор. Но как мне обуздать вас, сэр?
Мондрагон ничего не сказал.
— Так. Видите, м'сэра, он понимает, что я ясно разобрался в его характере. Что ему никогда не устоять перед уговорами, разве только это что-то для него значит. Даже если он дает клятву и делает это сегодня совершенно чистосердечно, завтрашние обстоятельства могут позволить ему присягнуть моему врагу, и точно с такой же чеканной страстью — то есть, с совсем никакой. По-моему, когда-то он был большим идеалистом. И на его руинах возник, конечно, совершенный аморалист. Нев Хеттек посадил его под замок и засов — теперь вы видите, с каким успехом. Его можно было бы купить… правда, Мондрагон?
— За достаточное предложение. — Мондрагон пожал плечами.
— Он будет вести с вами переговоры, — сказала Альтаир. Ее сердце стучало все сильнее, а руки вспотели. — Мондрагон, ради Бога…
— Поговорим о деньгах, — предложил белолицый. — Поговорим о моих средствах. Вы сказали, что не знаете меня. А вы меня знаете, м'сэра? Нет? Ну, я должен чувствовать себя оскорбленным. Но в то же время я сомневаюсь и в том, что вы знаете в лицо и моего отца.
Отца. Верхний город. Альтаир прищурилась и растерянно помотала головой. Бореги? Опять Бореги? В ревентатистском доме?
— Калугин, — представился белолицый. — Павел Анастасий Калугин.
Боже мой! Сын губернатора. Губернатор. Синьори.
— Мондрагон, это же…
— Калугин, — сказал Мондрагон тихо и как будто издалека. — Значит, все здесь официально?
— Вряд ли. — Калугин положил ногу на ногу и руку на голень. — Расскажите ему, м'сэра.
— Он… — Небо, что можно рассказать ему, а чего не говорить? — Он сын номер три. Живет наверху, на этой скале. А его брат с сестрой живут в Синьори.
— Вы слишком дипломатичны, м'сэра. М'сэра имеет в виду следующее: мы с отцом не в очень хороших отношениях. Очень старая история, не правда ли? Брат Михаил так доступен для папиных указаний; брат Михаил не интересуется ничем, кроме своих часов и маленьких изобретений. Без директивы папы и советника, который им руководит, он не найдет даже туалета. Бедный Михаил не продержится и недели, если вступит в наследство, а Совет выберет, конечно, его. Татьяна — следующая кандидатура. Сестричка в таких хороших отношениях с папочкой и так практична. Совсем как ее мать, говорит папа, что, конечно, так и есть. Татьяна знает, где в Синьори зарывают трупы, а брат Михаил очень скоро окажется именно там. — Калугин протянул руку в сторону, поднял стакан с бренди и сделал глоток. — Я не хочу сказать, что у меня нет никаких партийных сторонников. Ситуация патовая, как видите. Я вижу известную опасность в Нев Хеттеке, и я покровительствую милиции. Такой совет не популярен. А здесь еще вы, понимаете?
Альтаир посмотрела с одного на другого. Калугин улыбался. Лицо Мондрагона было неподвижным и холодным, как у Ангела.
— Постепенно начинаю понимать.
Альтаир пожевала губу и почувствовала вкус крови.
— Чего он хочет, Мондрагон? Конечно, ничего хорошего, Мондрагон?
Мондрагон поставил свой стакан с бренди на стол рядом.
— То, о чем он говорит — публичное признание, прием. Публичное оправдание для него. Он получит признание, общественное мнение склонится на его сторону, и он завоюет власть для милиции и своих партийных сторонников. Для меня останется топор, я думаю… разве здешние методы не таковы? Но тем самым мы вернулись к началу. Они не могут оставить в живых и Джонс, чтобы у нее не появилась возможность свидетельствовать против них. Я знаю это. Мы все это знаем. Ну, я только не знаю, как долго я смогу выдержать, если вы примените свое искусство уговоров, но ведь вы этого тоже не знаете. Вы же не сможете по-настоящему полагаться ни на одно мое слово.
Глаза Калугина сверкнули. Он растянул губы в веселой усмешке, а потом сложил их в ленивую улыбку.
— На стол легла последняя карта, не правда ли?
— Вы даже не представляете, сколько их у меня. Улыбка стала холоднее.
О, Боже, он начнет с меня, так и будет! Что же мне делать? Если я убью его, это наверняка будет смертью Мондрагона. Хотя и быстрой.
— Да, — сказал Калугин. — Я действительно не представляю. Но зато вы выдали мне тут очень интересную вещь. Потребовалось присутствие этой м'сэры, чтобы выяснить это, не правда ли? Она отыскала в вас маленькое, незащищенное место, и вот вы — великолепный аморалист перед обломками самого себя. Вы способны на лояльность. Глубокую лояльность. Все, что мне нужно сделать — это сохранить ей жизнь. Все, во что вам нужно верить — это в то, что я буду делать это, пока в моей власти.
— Ваше слово? — спросил Мондрагон — очень ласково и очень фальшиво.
О, небо, Мондрагон, ты ведь не хуже меня знаешь, что это все равно, что быть снежным шаром в аду, или нет? Калугин сжал губы.
— Вы в этом сомневаетесь?
— Конечно, нет.
— Конечно, нет. Но мне не хотелось бы так испытывать вашу легковерность.
— У вас есть предложения?
— Боже, вы действительно человек без нервов.
— Да, пока я вам не поверю, м'сэр.
Калугин поднял руку и подал знак стоящим вокруг мужчинам.
— М'сэре нужна новая одежда. Что-нибудь… домашнее. У м'сэра положение лучше, но ненамного.
Он еще раз взмахнул рукой и положил ее на живот.
— Видите, теперь вы — мои гости. Мгновенная перемена. Вот так легко.
Что он задумал, Мондрагон?
Какой-то трюк, я знаю. Об этом Анастасии Калугине рассказывают истории по всему городу.
— Здесь еще и мои друзья, — заявила Альтаир. — Они живы? У одного из них семья, жена и ребенок… — Тихо, Джонс, ты дура! Ты разговариваешь с самим дьяволом!
— За ними самый лучший уход, — сказал Калугин. — Об этом заботится мой собственный врач. С одним из них сегодня утром долго было неясно, правда, Иосиф? Но теперь ему опять лучше? Да. Видите? Только самое лучшее, для всех. Мальчишка может снова уйти, как только перестанет дождь. Двое остальных тоже — как только захотят и смогут. Вы не хотите поблагодарить меня, м'сэра?
— Спасибо.
Калугин беззвучно усмехнулся. Одной рукой он в своем стиле игриво вертел стакан с бренди, не глядя на него. Пришел мужчина и наполнил его из стоявшего рядом кувшина, а Калугин даже не посмотрел на него.
