– М-да? А кому же вы так хотели жертвенно, отчаянно, если не сказать панически, дозвониться в последнюю секунду?
– Своей близкой подруге. Она меня сегодня с родителями собралась знакомить, и нам ещё цветы надо купить, то, да сё…
– Ах, даже так? Уже и близкая? И не слишком ли вы быстро позабыли о своей супруге? – на этот ехидный вопрос, лишенец умудрился ответить с пафосом:
– Из списка живых или достойных моего внимания персон, я вычеркнул её, ещё находясь в следственном изоляторе. Подлая и премерзкая тварь!
Кажется, майор был с этим полностью согласен, что и выразил молчанием. Как и оказался информирован о том, кто именно фигурирует под определением "близкая подруга". Ибо не стал уточнять имя. Иначе они не ждали бы клиента тут, под домом, неизвестно сколько часов, а сразу бы вломились в элитную квартирку.
"С другой стороны, может и дело-то окажется пустяковое? – уже совсем успокоился и стал правильно соображать Загралов. – Своей паникой я только лишние подозрения на себя навожу… А меня только и повезут, чтобы провести суровую беседу, да под присмотром детектора лжи…, – и тут же мелькнула самая неприятная мысль: – А если бить начнут?… До сих пор судьба миловала, а что теперь? Недаром ведь говорят, что методы у "кровавой гэбни" остались прежними… И я точно не понял, из какого они ведомства!"
Поэтому и решил разыграть подозрение и "просветление":
– Пётр Никонович, может вас кто-то нанял для розыгрыша представления по поводу первого апреля? – после такого вопроса даже водитель оглянулся на арестанта, и тот понял, что данный контингент товарищей такие шутки и сомнения не оценит. – Тогда вторая попытка: а вы разве не из следственного отдела, по борьбе с организованными аферистами?
– Ха! Разве у нас есть и такие? – впервые улыбнулся Кряжев. – Надо было лучше присматриваться к моему удостоверению. Хочу вас разочаровать, наша организация гораздо строже…
– Что может быть строже, чем борьба с внутренними преступниками? – возмутился Иван. – На этом фоне даже шпионы меркнут или продавшие свою родину депутаты.
– Ничего себе взгляды!..
– А что? Всех воров под расстрел, и тогда шпионы сами сбегут из такой страны. А то своим – разрешаем всё разворовывать, а чужих – так до сих пор с улыбкой искренней встречать и не научились.
Майор в свою очередь возмутился:
– О-о, гражданин! Да за такие слова вас в прошлом веке и на допрос бы не довезли!
– Знаю, знаю. Прям на месте и расстреляли бы за попытку… к разговору. Но хорошо, что хоть не в "тридцать седьмом" живём. – Загралов сделал паузу, и уже чуть ли не дружеским тоном поинтересовался: – Но в любом случае не пойму, чем я мог нашу доблестную службу госбезопасности заинтересовать?
– Не скромничайте, не скромничайте, Иван Фёдорович… Тем более что мы уже приехали и вы скоро узнаете, сколько вам на роду написано в тюрьме сидеть…
"Опять началось давление! Но какое же счастье, что я оставил сигвигатор у Ольги! – думал Иван, и тут же сам в этом сомневался: – А может наоборот? Стоило бы отдать это таинственное устройство, за которым тянется странный шлейф из убиенных людей? Или не всегда людей? Скорей всего Безголовый, ну никак не мог быть человеком… А может, простым человеком?.."
Здание оказалось восьмиэтажным, серым, незнакомым и невзрачным с виду. Район только и был знаком нахождением неподалёку гостиницы "Советская". И только въехав во внутренний, вместительный двор, да заметив въезды в подземные гаражи, посетитель или гость мог понять, что здание не приспособлено для проживания российского обывателя. Посты, вооружённая автоматами охрана, стальные двери с прозрачными бронированными окошками, всё сразу настраивало на серьёзность, некоторое уныние и на возможные, скорей всего неприятные изменения в судьбе.
И трудно было спрогнозировать эти изменения, избежать их, или хотя бы в нужном месте постелить соломки. Оставалось только и надеяться, что на свою сообразительность, да на заранее продуманные оправдания.
Глава девятнадцатая
ДОПРОСЫ
Раз наручники не надели – это уже хороший знак. По крайней мере, так считают многие арестованные. А вот два каких-то молодых бойца, сразу забравшие человека из рук майора, сильно настораживали. Они молчали сами, и запрещали Ивану задавать какие-либо вопросы. Поэтому пока его вели по длинным и унылым коридорам, на арестанта навалилась жуткая тоска. Причём связано это было именно с той девушкой, которую он только недавно оставил в её квартире. Не то, чтобы он влюбился или размечтался о её ответной любви, до сих пор Иван вполне реально смотрел на вещи, и считал что случившееся этой ночью, не более чем блажь знаменитой и разбалованной вседозволенностью артистки. Как бы она не вызывала доверие, и как бы не было лестно примерять на себя её пылкие чувства, прекрасно осознавалось: пройдёт неделя, максимум месяц и в любом случае Ольга Карловна Фаншель рассмотрит, кто есть кто и потянется к более солидным и престижным мужчинам.
Добивало сознание того, что он не сможет выполнить обещание и вернуться в обещанный срок. Уже прошло больше часа, как он вышел из дома, а допрос так и не начался. И хуже всего, что ему скорей всего не дадут никуда позвонить. Это лишь на западе подозреваемым лицам и телефон подадут, и кофе с сигаретой угостят. Мало того, сам номер мобильного телефона, который дала девушка, никак не желал всплывать в памяти. Да и как его было запомнить, один раз введя в список, а второй пробормотав вслух, проверяя, нет ли ошибки? Скорей всего и выловленный из грязи мобиль, окажется окончательно испорчен. Не настолько он крут и герметичен.
А значит, Ольга однозначно подумает, что Загралов попросту сбежал. Причём причины для своего побега он сам ей описывал в огромном количестве. У неё появится весомый повод для презрения, повод обозвать его лгуном. Обидно!
"Надо стараться в любом случае выпросить один звонок! – вращалась в мозгу назойливая мысль. – Только кому звонить? Я ни телефона Базальта не помню, ни Елены, ни Кракена! О! Разве что попробовать на охрану дома, непосредственно по адресу! Если уговорю, номер отыскать не сложно. И уж мои слова Ольге Карловне передадут обязательно!"
Действительность спутала все карты и обломала последние надежды. Арестанта ввели не просто в комнату для допросов, а в место, где проводят тщательнейший обыск. Голый стол, три лампочки над головой и массивный детина, явно ещё сегодня не завтракавший, а потому выглядевший пострашней крокодила. Поняв, что его принуждают раздеться догола, арестованный сделал попытку возмутиться:
– А на каком основании?! – за что и получил несильный удар под дых, и равнодушную просьбу от детины:
