А получилось это так.
Заколдованный цифрой «16», я ломал голову.
Шестнадцать… Шестнадцать… Пушкин… потаенные строфы… потаенные строфы. Какие это?
Внутренний голос мне подсказал: спроси у Пушкина, где и как он прятал свои крамольные строки.
Я кинулся к полке. Схватил академическое издание Пушкина. Том VI, «Евгений Онегин». Большая книга раскрылась на странице 520. «Десятая глава», – прочел я. А ниже мелким шрифтом написанное слово «шифр». Ну конечно: десятая глава «Евгения Онегина» была Пушкиным зашифрована. За-шиф-ро-ва-на!
«Теперь к делу! – сказал я себе. – Сейчас узнаю, где скрывался Веригин».
Чтоб успокоить себя, я заварил крепкий чай. Уселся поглубже в кресло и в сто первый раз всмотрелся в загадочные 52 строки Пушкина.
Теперь надо примериться к каждой 17 строке – каждый раз отсчитывать шестнадцать.
Итак, семнадцатая… тридцать четвертая… пятьдесят первая.
Все эти строки упорно повторяют одну и ту же мысль.
На 17-й читаю: «И остров общий с давних пор»…
На 34-й – «И знойный остров заточенья»
И, наконец, на 51-й прямо сказано: «Песчаный виден островок».
Вот что должны были прочитать Порошины, чтоб след Веригина и его открытия не потерялись!
Остров… островок… Значит, Веригин скрывался где-то на острове.
Но как же так? Ни морей, ни рек около Славска нет. Только болота и болота. С какого «острова» приходил, или приезжал, или приплывал Веригин к доктору Климову?
Остров на болоте? Возможно ли?
Едва дождался девяти часов утра. Позвонил в Институт болотоведения:
– Простите, извините, но бывают ли на болотах острова?
– Еще бы! Даже партизаны на них жили. И самолеты садились на такие острова.
– Спасибо!
Как же случилось, что я раньше не догадался заглянуть в шестой том академического издания Пушкина! Ведь вот он стоит передо мной в книжном шкафу за стеклом рядом с Бальзаком и Стендалем…
И кто только не виноват передо мной в том, что я не раскрыл десятой главы!
Конечно, во всем виноват ты, телефон. Эти звонки, суета, беготня, трамваи, такси, выхлопные газы под окном, бессонница, перенапряжение сердца, встречи неожиданные и запоздалые, нужные и напрасные.
Я обвинил всех и успокоился. А потом опять взялся за себя.
Хорош я! Хорош! Где глаза мои были? Где?
Итак, скорей в Славск. В болотах около Славска разыскать островок, где жил Веригин.
Самолет деловито побежал по дорожке. Собрал силы и поднялся в воздух. И тут, в самолете, посмотрев на уходящее здание аэропорта, я подумал:
«Да! Да! Всего в „Онегине“ восемь глав. Это известно из любой хрестоматии. Есть еще девятая глава, неполная, – „Путешествие Онегина“. Она печатается обычно отдельно. Десятая же хранилась непрочитанной чуть ли не полвека в частных собраниях. И только в 1937 году она была опубликована. И ключ к ней была цифра „16“. А открыл это ученый-пушкиновед П. О. Морозов».
Откуда Веригин мог знать об этой «потаенной главе» Пушкина?
Вероятно, Веригин вместе со своими друзьями познакомился в прошлом веке с десятой главой «Евгения Онегина», увидев ее в чьей-нибудь коллекции. Эта крамольная глава, наверно, ходила по рукам в списках. И, наверно, была кем-то расшифрована еще тогда. А может быть, цифра «16» была известна современникам Пушкина с его собственных слов?
Часть девятая
ДРУГОЙ СПОЕТ ОБ ЭТОМ ЛУЧШЕ
ПОТАЕННЫЙ ОСТРОВ БЕРЕЖНОЙ
В райисполкоме города Славска я рассказал о Веригине, который был здесь сто Лет назад под именем француза Лорена (в Славске его называли «мосье Пьер»). Преследуемый полицией, он, как видно из его шифровки, укрывался на каком-то острове.
Но какой же может быть остров в районе Славска?!
Предисполкома значительно улыбнулся:
– Понимаю ваше недоумение. Сейчас говорить не буду, а вот спешно соберу совещание, заслушаем ваше сообщение. А знающие люди внесут полную ясность в этот вопрос.
И вот что я узнал.
В неоглядном болотном океане вокруг Славска есть много островов. Сколько их? Никто не подсчитал. Их оставил здесь отступивший ледник. И нет ни пути, ни дороги к этим островам. Лишь пролетающим птицам дают они временный приют. А постоянно там живут только крысы да болотные гады.
Но средь этих островов есть один. Особенный. По названию «Бережной». Всего в нескольких километрах от Славска. И на этом острове Бережном жили люди… Никто не скажет, когда они заселили остров. Может, это было двести, а может, триста или четыреста лет назад. Спасаясь ли от царского войска, или от хищных бояр, или каких других разбойников и тиранов, люди проложили в болотах совсем незаметную тропинку к острову Бережному. Протянули узкую гать к заветному острову.
Сколько труда положили люди! Устилали хворост, в мешках и корзинах приносили песок, забивали сваи, укладывали кирпич, камни, доски.
Так через трясины и торфяники, через «окна» и зыбуны по земле, которая ходит ходуном, на несколько верст протянулась эта потаенная тропа. Шаг вправо от нее, шаг влево – все равно гибель. А мелкий ельничек, черный орешник, худые березки прятали ее от злого чужого глаза.
И только в 1812 году, когда неведомыми путями до острова дошла весть о нашествии Наполеона, опустел потаенный остров. Народ ушел выручать родину, воевать с врагом. Ушел вместе со своими семьями. Держа на поводу коня, а в корзинке курицу или цыплят, они шли гуськом, один за другим по узенькой гати с острова на «твердую» землю.
Наполеона прогнали. Но на остров после войны уже никто не вернулся. И Бережной стал необитаем. А о потаенной тропке все, казалось, забыли.
Тогда, на совещании, я убедился: никто не сомневался, что на Бережном я найду следы Веригина. Но радость смешалась в моей душе с грустью: нет уж на свете краеведа Савича. А ведь он-то, наверно, дознался до тайны острова и вызвал меня телеграммой в Славск. А я опоздал… И вот теперь я один буду искать следы Веригинал
ЯДОВИТЫЕ КНИГИ, КУБКИ И БЕССМЕРТНОЕ РАСТЕНИЕ ИЗ ГВИАНЫ
Под вертолетом, куда ни посмотри, – болота и болота… Но вот и остров. Ледник, отступая, отчеканил его рельеф. Я спустился с вертолета на высокий песчаный обрывистый берег.
Вертолет улетел.
…Если бы в шумный московский день, где за окном гул и грохот грузовых, шуршание легковых машин и гудки, гудки прогулочных теплоходов, через большое раскрытое окно на третьем этаже глянула с улицы продолговатая морда динозавра с его маленькими глазками, я бы не удивился так, как удивился сейчас лягушке. Прыгнув из травы, она скользко тронула мою руку. Я схватил ее. Она но сопротивлялась. Спокойно сидела на моей ладони. Выпуклые большие глаза неотрывно и без страха уставились на меня. Дышала она сильно и часто, набирая воздух, точно силясь сказать мне что-то важное. Она вела себя так, словно никогда и не видела человека: не пугалась и меня.
