Войко при виде разнаряженной Эйи приуныл и, решив, что ухватил кус не по зубам, потащил на сеновал одну из прежних подружек. Ревнивая тальбийка, заподозрив измену, отправилась выяснять отношения, но все, к счастью, обошлось без смертоубийства. Изменщик, заработав синяк под глаз, остался с Эйей на сеновале — заглаживать вину, а подружка его поспешила к приятельницам хвастаться замечательным серебряным браслетом и дивными переливчатыми камешками, каждый из которых стоил, по ее словам, "трех мужиков, да еще и с избами".
Воинственные, увешанные драгоценностями тальбийки привлекли к себе внимание высокородных владетелей и прэтов. Тальбы, дабы потешить народ, принялись творить всевозможные чудеса, и начавшийся в стенах замка праздник выплеснулся за его пределы, поскольку Страшар категорически запретил показывать "огненные фокусы" в Хмельной Горе.
— Спалят замок, что тогда делать будем? — задал он Асверии вполне уместный вопрос, после чего бочки с пивом и корзины со снедью стали вытаскивать за стены, благо небо во второй половине дня окончательно очистилось от туч и солнце начало припекать по-летнему.
Веселье затянулось допоздна — припасов решили не жалеть, справедливо рассудив, что ежели получится Цурсога захватить, так уж продовольствием при нужде и подавно разживутся, а нет — стало быть, и не понадобятся они, припасы-то, немногие с поля боя вернутся. Драйбен с Асверией, впрочем, чуть только стемнело, уединились в кабинете, куда вот-вот должен был пожаловать Рильгон. На следующий день в Фойреге, в "Белом коте", была назначена встреча с Кэрисом и Фарром, и они до сих пор спорили, надобно ли им отправляться туда самим, или каттакан сможет их заменить.
Спор этот решился сам собой, когда Рильгон заявил, что четырех человек ему никак не утащить. Трех он с известным трудом мог бы взять, но стоит ли переносить Драйбена в такую даль для того только, чтобы тот представил каттакана своим друзьям и лично пригласил их в Кергово?
— Поверьте, у меня это выйдет ничуть не хуже. Ориентиры я помню, кого искать — знаю. Юноша меня, вероятнее всего, от Драйбена не отличит, если перевоплощение пройдет успешно, а уж с дайне я как-нибудь договорюсь. Немало об этих шалопаях наслышан, — заверил собеседников каттакан и, встав перед большим бронзовым зеркалом, начал оглаживать свое лицо длинными, чуткими пальцами.
Драйбен ожидал вспышек, зубовного скрежета, колдовского тумана, но превращение Рильгона прошло буднично и незаметно. Черты лица начали неуловимо меняться, словно в отражении, потревоженном ленивой волной, и вот уже в кабинете вместо одного стоят два прэта. Загорелый и смертельно бледный, с неподвижным, будто маска, лицом.
— И всего делов-то, — пробормотал лже-Драйбен, с отвращением глядя на себя в зеркало. — По-моему, похож, а? Ежели ты меня еще проводишь в свою комнату и снабдишь подходящей одеждой, то утром ваши друзья будут в Хмельной Горе. А может, и раньше.
Исполнительный каттакан вернулся в замок задолго до рассвета, причем перенес из Фойрега не только Кэ-риса с Фарром, но и невесть как очутившегося в столице Нарлака саккаремского шада. Появление Даманхура, коего они считали погибшим, поразило Асверию с Драйбеном до такой степени, что они немедленно пожелали узнать, каким образом он уцелел после Аласорского сражения и каким ветром его занесло в Нарлак.
— Недобрым, — ответствовал шад, осушив пару кубков вина, извлеченного запасливым Страшаром из каких-то тайников по случаю коронации Асверии.
За это время Кэрис успел поведать друзьям, что, гуляя по Фойрегу, забрел в порт и узнал Даманхура в одном из невольников, которых загоняли на судно, отправлявшееся в Галирад, а оттуда на Сегванские острова. Деньги у вельха при себе были, и он быстро сговорился с хозяином о покупке сумасшедшего раба, воображавшего себя повелителем Саккарема. По дороге к "Белому коту" Кэрис пытался расспросить Даманхура, но тот был слишком потрясен происшедшей в его судьбе переменой, чтобы рассказывать о своих мытарствах.
Поглаживая по давней привычке поседевшую за полгода бороду, он и сейчас говорил не слишком связно и в подробности не вдавался. По его словам, выходило, что, когда появился Страж гробниц и началась паника, засадный полк, которым командовал Нараган, неожиданно снялся с места и двинулся на юг, к Дангарским горам. Тогда шаду показалось, что именно это и решило исход битвы, но впоследствии он пришел к выводу, что результат сражения был предопределен появлением Стража гробниц и Нараган поступил мудро, сумев сберечь хоть сколько-то воинов.
— А что было с тобой, солнцеподобный? — допытывался Фарр.
— Видя, что мергейты отступили, а Чернота продолжает пожирать наше войско, мы с Энареком бежали. — Заметив неодобрительную гримасу на лице Асверии, Да-манхур сгорбился сильнее прежнего и пояснил: — В Саккареме говорят: "Лучше однажды побывать живым трусом, чем мертвым героем, ибо живым героем ты всегда успеешь стать".
— Не часто мне доводилось видеть, чтобы трусы превращались в героев, с сомнением проворчал Кэрис. — Однако случается. Так что же было дальше?
— Нас набралось с полсотни. Я, Фейран, Энарек, лекарь и телохранители. Мы бежали на запад. Два раза отбивались от разъездов мергейтов, теряя людей. Нарвались на племя кочевых джайдов — проклятые кочевники перебили почти всех оставшихся, ибо вступили в союз с Гурцатом. Фейран и Энарек успели уйти в пустыню, когда меня вышибли из седла. Потом — плен у джайдов. Они хотели получить за меня выкуп у Ани-Бахра, сумевшего увести своих конников в Дангару, но ничего не получилось. Я сбежал, был пойман, затем меня привезли на побережье и продали сегванам. Островитяне думали, что я сумасшедший — шад Саккарема не может носить обтрепанный халат и грязную повязку вместо тюрбана. Хозяин перевез нас сначала в Акко, затем в Фойрег, но никто не желал покупать рабов, и если бы не Кэрис…
— Значит, Фейран исчезла в пустыне? — спросил Фарр. — Может быть, она еще жива?
— Я не устаю молить Богиню Милосердную помочь ей.
— Если эта пророчица жива, мы попробуем ее разыскать, — пообещал Рильгон. — А меч? Что стало с удивительным мечом, о котором нам рассказывала Асверия?
— С каким мечом? — не понял шад, а после того, как Асверия напомнила ему о дивной, словно из стекла выкованной, альфанге, которой он рубился с мергейтами в Оружейной собственного дворца, безучастно пожал плечами: — Ну да, было такое. Когда мы бежали от Аласо-ра, Энарек сказал, что будет защищать меня моим же мечом. Своего-то у него не было. И он действительно защищал меня до последнего, мой мудрый и отчаянный сарджен, — полученная в Раддаи рана лишила меня возможности драться. Но зачем вам этот клинок, что в нем особенного?..
