Ознакомительная версия.
— И все хотят, но если у терапевта больше дел, чем он может осилить, он выбирает интересные и сложные случаи, а посредственным терапевтам достаются распространенные случаи. Так получается лучше для всех. В ваше время богатый ипохондрик мог купить время ценных людей, время, которое им следовало бы потратить на работу над сложными случаями.
— Полагаю, это достаточно справедливо. Медицина меня всегда завораживала.
— Вам следует слетать как-нибудь в медицинскую академию Соединенных Штатов и попросить, чтобы вам устроили экскурсию. Это откроет вам глаза. За последние сто пятьдесят лет мы очень здорово продвинулись.
— Благодарю за идею. Однажды я так и поступлю. Но вернемся к нашему спору. Я сопротивляюсь до последнего. Прямо сейчас все, быть может, и выглядит замечательно, но я в этой системе, как мне кажется, вижу источники будущих проблем. Разве она не поощряет воспроизводство непригодных людей в неограниченных количествах? Не был ли в конечном итоге прав Мальтус? Разве, делая жизнь слишком простой, вы не ослабляете ежедневно всю расу?
— Не думаю, что это так, и считаю ваши страхи безосновательными. Размножение патологически непригодных людей ограничивается сочетанием специальных экономических стимулов и мягким давлением через угрозу жизни в резервации. Исключительно умные и творческие люди популярны в качестве родителей. Известный хирург, музыкант или изобретатель получает буквально тысячи предложений по оплодотворению женщин, желающих родить исключительных детей или жаждущих социальной чести вынашивания отпрыска гения. С точки зрения медицины наша раса перекраивается путем развития терапии желез и иммунизации. Родившийся сегодня ребенок никогда не станет излишне полным или излишне тощим, не сможет подхватить брюшной тиф, даже находясь в одной постели с больным. Вместо того чтобы защищать ребенка от инфекции, мы изменяем гены его деда таким образом, что живучесть отпрыска десятикратно превышает оную дикаря из джунглей. Что до доктора Мальтуса, в его время не было добровольного зачатия. Если нам потребуется ограничить численность населения, мы к этому готовы.
— Да, мне теперь есть над чем поразмыслить. Но я просто чувствую, что тут где-то притаился черный лебедь. Возможно, я снова к вам пристану через несколько дней.
Дэвис фыркнул:
— Действуйте, мой мальчик. Такой хорошей разминки у меня не было уже много лет. В той бутылке еще портвейн остался? Достаточно. Спасибо.
Однажды утром Ольга обнаружила, что Перри бродит по своим апартаментам с сигаретой в зубах. Груда окурков рядом с почти нетронутым завтраком свидетельствовала о его мрачном настроении. Он отрывисто поздоровался. Ольга широко улыбнулась.
— Да ты просто образчик жизнелюбия. В чем дело, сонная тетеря, свалился с непрощухой?
Перри агрессивно потушил сигарету в блюдце.
— Хорошо тебе шутить, а для меня это все серьезно. Чертово место, меня от него уже тошнит.
Ольга сразу перестала улыбаться.
— Что не так с этим местом, Перри? Что случилось? Кто-то был с тобой суров?
Он сердито посмотрел на нее.
— Нет. Ничего такого, с чем ты могла бы помочь. Место отличное, и все ко мне добры. Просто меня от него тошнит, вот и все. Я знаю, что должен оставаться здесь, что мне это нужно, и я не спорю со своим приговором, но ты меня не заставишь это место полюбить. Я психую в четырех стенах.
Ольга просветлела.
— Что ты, Перри, ты не должен здесь оставаться.
— Что? Почему это не должен? Меня же направили сюда на лечение.
— Правда. И тебе следует проводить здесь достаточно много времени, чтобы нам было удобно тебя лечить. Но ты свободен в своих перемещениях.
— Ты это серьезно?
— Я всегда говорю серьезно.
Перри обрадовался.
— Разойдись, парни! Мы взлетаем! Слушай, я могу арендовать летательный аппарат?
— Бери мой, если желаешь. Мне он пока без надобности.
— Так, у меня появилась идея. Ты сегодня занята? Сможешь полететь со мной? Устроим пикник.
— Пожалуй, что я могла бы. Уверен, что не хочешь побыть один?
— Ни в коем случае. Ты отличная спутница. Не беспокоишь мужчину, если он не хочет разговаривать.
— Хорошо, летим. Вопрос с питанием на мне.
Уже очень скоро Перри потянул на себя джойстик, и аппарат взмыл вверх с максимальным ускорением. Перри поднимал его все выше и выше, пока не достиг потолка этой маленькой летательной машины. Затем он выпустил крылья и разогнал аппарат до максимальной скорости. Они пронзали воздух в полной тишине, и единственным аккомпанементом служило приглушенное рокотание винта. Ольга сидела, откинувшись на подушки, и наблюдала за ним с одобрительной полуулыбкой матери, которая присматривает за играющим ребенком. Устав от полета по прямой, Перри выполнил маневры на винте, на крыле, пикирование и быстрые повороты. Наконец он выровнял аппарат и заговорил:
— Это было классно. Жаль тут нет моего драндулета. Я бы тебе показал настоящую акробатику. Ты когда-нибудь делала петлю или летала вверх ногами? Выполняла пикирование в звене с работающим мотором? От этого эмаль с зубов слезает. Эта посудинка шикарная, но по сравнению с нашими старыми истребителями — просто детская коляска с амортизаторами.
— Звучит восхитительно, но ведь это же было ужасно опасно?
— Конечно, это было занятие для профессионалов. Да и для них это не был званый чай. Многие мои товарищи погибли из-за безрассудства, сбоя двигателя или чего-нибудь еще. Но это была чумовая забава. Смешно, в воздухе со мной никогда ничего не происходило, а жалкое падение из автомобиля меня прикончило. Только не до конца. — Он по-мальчишески улыбался. — Чертовски смешно, что я тут появился через столько лет. Поначалу меня это здорово беспокоило. Боялся, что засну и проснусь кем-нибудь еще. Ты знаешь того индуса, приятеля Гордона? Наверняка помнишь, он приходил меня навестить. Похоже, он считает, что Гордон и я — один и тот же человек, просто у нас разные дорожки памяти. Я этого не понял и не знаю, как он сможет это доказать, но он утверждает, что если Гордон вообще вернется, то у меня просто будет две памяти. Он много болтал о серийных наблюдателях и последовательном ощущении времени. Я не понял, но ему удалось меня приободрить.
Ольга тронула его за руку.
— Это хорошо, я рада.
— Самое веселое — это что я теперь могу просто быть гражданином этого мира и не чувствовать себя уродцем. Скажи-ка, ты голодна?
— Не особенно, я не соблюдаю расписание приема пищи. — Она погладила себя по мягкому заметному животику.
Ознакомительная версия.
