Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 4

Каждое племя американских индейцев говорит на особом диалекте, но самостоятельных языков здесь очень мало, что также подтверждает предположение о сравнительно молодом возрасте народностей Нового Света.

И наконец, языки населения Америки чрезвычайно правильны. Поэтому вполне возможно, что говорящие на них народы еще не знали великих потрясений и революций и не смешивались, будь то насильно или добровольно, с чужими народами, ибо, как правило, лишь слияние многих языков в один создает неправильные грамматические формы.

Лишь с недавних пор американские языки, и в особенности языки Северной Америки, привлекли серьезное внимание филологов. Так, впервые было обнаружено, что эта речь варварского народа являет собой продукт весьма сложной системы идей и их весьма мудрёных сочетаний. Было отмечено и большое богатство этих языков, а также то обстоятельство, что их создатели проявили очень заботливое отношение к благозвучию.

Грамматическая система языков американских индейцев во многих отношениях отличается от всех остальных языков, но самое главное отличие заключается в следующем.

Некоторые европейские народы, и среди них немцы, способны при необходимости соединять воедино различные формы и понятия, воздавая таким образом сложные слова. Индейцы самым поразительным образом расширили это свойство языка, получив возможность, так сказать, сводить, в одну точку множество идей. Это легко можно понять с помощью примера, приведенного господином Дюпонсо в «Трудах Американского философского общества».

Играя с кошкой или со щенком, делавэрская женщина может произнести, как неоднократно было замечено, слово kuligatschis. Это сложное слово состоит из следующий элементов1 «к» — определение 2-го лица и может значить «ты» или «твой»; uli, произносимое как «ули», представляет собой часть слова wulit со значением «красивый»; gat в свою очередь — часть слова wichgat, имеющего значение «лапа»; и наконец, schis, произносимое как «шиз», — это уменьшительное окончание, передающее представление о небольшом размере. Таким образом, одним-единственным словом индейская женщина сказала: «Твоя красивая маленькая лапа».

Приведем другой пример, показывающий, сколь удачно американские дикари умеют сочетать слова своего языка.

По-делавэрски молодого человека называют pi 1 аре. Это слово образовано от pilsit, то есть «чистый, невинный», и lenape — «мужчина» и, следовательно, означает- «мужчина в его чистоте и невинности».

Эта способность сочетать друг с другом различные слова дает совершенно неожиданные результаты при образовании глаголов. Часто самое сложное действие выражается с помощью одного-единственного глагола, и почти все нюансы идеи воздействуют на глагол, модифицируя его.

Желающим подробнее ознакомиться с данным вопросом, который я лишь крайне поверхностно здесь затрагиваю, следует прочитать:

1. Переписку господина Дюпонсо с преподобным Хеквельдером по поводу индейских языков. Эта переписка была опубликована в первом томе «Трудов Американского философского общества», изданном в Филадельфии в 1819 году под редакцией Эйбрехема Смолла, с. 356–464.

2. Грамматику языка делавэров, или ленапов, изданную Гейбергером с предисловием Дюпонсо, которое прилагается. Обе работы были опубликованы в третьем томе указанного выше издания.

3. Очень хорошо написанное резюме этих работ в конце тома VI «Американской энциклопедии».

В книге Шарлевуа (т. I, с. 235) дана история первой войны между французами Канады и ирокезами, имевшей место в 1610 году. Последние, хотя и были вооружены лишь луками и стрелами, оказали отчаянное сопротивление французам и их союзникам. Шарлевуа, не обладавший особым даром художественного слова, в приводимом отрывке очень хорошо описал различия, характерные для нравов европейцев и дикарей, и совершенно разные подходы представителей этих двух рас к понятию чести.

«Французы, — пишет он, — захватили бобровые шкуры, которыми были укрыты тела погибших ирокезов. Гуроны, их союзники, были возмущены этим. В свою очередь, они приступили к своим обычным пыткам пленных, съев одного из уже погибших, что привело в неописуемый ужас французов. Таким образом, — заключает Шарлевуа, — эти варвары гордились тем бескорыстием, которого они, к своему удивлению, не нашли в нашей нации, и не могли понять, отчего это ограбление мертвых считается у нас злом значительно меньшим, чем пожирание их плоти, подобное пиру диких зверей».

В аналогичной манере тот же Шарлевуа в другом месте книги (т. I, с. 230) описывает первую казнь, свидетелем которой стал Шамплен, и возвращение гуронов в свой собственный поселок. «Пройдя расстояние в восемь лье, — повествует он, — наши союзники остановились и, выбрав одного из своих пленников, стали упрекать его за все те муки, которые он причинил воинам их племени, попавшим в его руки; он заявили ему, что он должен приготовиться к аналогичному обращению с их стороны, и добавили при этом, что если у него мужественное сердце, то пусть он докажет это, начав петь песню. Он тотчас же запел боевую песню и пел все, какие только знал, но голос его был очень грустным, — говорит Шамплен, которые еще не мог тогда знать, что вся музыка дикарей звучит несколько мрачновато. — Пытки пленного, сопровождавшиеся всеми теми ужасами, о которых мы еще расскажем, потрясли французов, но все их усилия положить этому конец ни к чему не привели. На следующую ночь одному из гуронов приснилось, что за ними идет погоня, и их отход превратился в подлинное бегство, причем дикари нигде не хотели останавливаться до тех пор, пока не оказались в полной безопасности.

Когда показались хижины их поселка, они сразу нарубили длинных палок, на которые прикрепили доставшиеся им при дележе скальпы, и поплыли с ними триумфальным парадом. При их виде на берег выбежали женщины, бросились в воду и вплавь добрались до каноэ, где они схватили окровавленные скальпы из рук своих мужей и повесили их себе на шеи.

Воины предложили Шамплену один из этих трофеев и в качестве еще одного дара выделили ему несколько луков и стрел — единственную добычу, которую они захотели взять у ирокезов, — попросив показать эти трофеи королю Франции.

Шамплен один прожил всю зиму у этих варваров, и ни разу ни ему самому, ни его имуществу ничего не угрожало.