"Молодцы какие!" - мысленно похвалил своих безымянных и неизвестных соратников Леха.
- Но есть и другие легенды о происхождении названия этой горы - жемчужины Крымских гор. Например, такая, шутливая. Однажды полюбили друг друга русский юноша Петр и татарская девушка Гюльнара. Но родители их были против брака мусульманки и христианина. И тогда бурной ночью они решили вместе броситься с горы, чтобы уйти из этого негостеприимного для любви мира. Они поднялись на зубцы и девушка прыгнула с утеса, но юноша испугался и не полетел вслед за возлюбленной. И она крикнула ему с укором: "Ай, Петри, как ты мог меня оставить!". С тех пор гору и стали называть в честь трусливого Петра.
- Дурь какая! - не сдержавшись воскликнул Лешка. Отдыхающие с антипатией покосились на него, а экскурсовод обиженно сказала:
- Вам не понравилась легенда, молодой человек?
- Конечно, нет! - горячо ответил ей студент. - Разве могли бы люди назвать гору в честь труса? Это первое. Второе - эти влюбленные, что они сбежать не могли? И, наконец, третье - почему это трусом оказался именно мужчина, да еще и русский? Ничего себе шуточки! А почему не украинец, не еврей, не грек?
Кто-то из группы засмеялся, а кто-то покрутил пальцем у виска.
- Ну это же просто легенда, молодой человек! - защищаясь, ответила тетушка. - И потом, вы же не из экскурсионной группы, поэтому стойте и помалкивайте!
Ошарашенный неожиданным аргументом Лешка и впрямь замолчал.
А тетенька, грозно поведя вислой грудью, продолжила знакомить санаторников с горой:
- Родился массив Ай-Петри, как и весь горный Крым, из громадного океана Тетис, шумевшего здесь 200 миллионов лет назад в триасовый период. Много раз этот участок суши выходил из-под уровня моря. Его разрушали природные силы, а потом он снова тонул в морской пучине. На дне откладывались пески, уплотнялись глина и песчаники, а известковые илы превращались в известняк. В нем можно увидеть окаменелости в виде трубочек и веточек -- это ископаемые кораллы. Сама же вершина и зубцы Ай-Петри представляют собой огромный коралловый риф, мощность его превышает 600 метров. Так велик он оттого, что дно древнего моря медленно опускалось, и кораллам, неподвижным морским животным, жившим всего в нескольких метрах от поверхности воды, где много света и кислорода, приходилось "достраивать" свои башни. Через тысячелетия начался новый подъем, и колония кораллов прекратила свою жизнедеятельность. А зубцы Ай-Петри появились от выветривания. Вершина красавицы возвышается на 1234 метров над уровнем моря. С этой высоты Черное море просматривается вдаль на 135 километров, к сожалению, Турцию не видно. - Шаблонно шутила она. - Зубцы Ай-Петри -- как ощетинившаяся спина мифического дракона, прикованного к вершине для ее охраны.
Наконец "жемчужина Крымского побережья" вознеслась ввысь, но тетушка ни на минуту не остановилась, продолжая водить руками над красотами побережья:
- Сейчас мы с вами проезжаем леса знаменитой крымской сосны. Воздух ее столь целебен, что больных туберкулезом и легочными заболеваниями привозили в эти леса. И, самое удивительное, что они излечивались. Ученые современности разгадали загадку сосны, обнаружив, что ее фитонциды губительно действуют на возбудителей этих заболеваний.
- Так уж прямо и все выздоравливали? - протрубил чей-то недоверчивый бас.
- Все! - гордо сказала экскурсовод, как будто она сама высаживала эти сосны на склонах гор.
- Особенно Чехов. - Пробурчал сам для себя Лешка. Но, его, слава Богу, никто не услышал, а то бы высадили, на фиг, на промежуточной станции канатной дороги, называвшейся, кстати, "Сосновый бор".
После пересадки, тетушка показала груды камней и назвала их развалинами старой римской дороги, а затем она похвасталась чахлыми кустиками знаменитых крымских виноградников.
Наконец, они прибыли и Лешка, устав от экскурсионного треска, с облегчением вывалился из кабинки. Воздух ошеломил его. Здесь было гораздо жарче, чем наверху, но самое главное, это был запах. Непередаваемый никакими словами запах кипарисов, магнолий, роз, можжевельников, лавров и моря.
Запах Крыма.
Отдыхающие шумной цыганской толпой уселись в "Икарус", а он, в гордом одиночестве перейдя дорогу, увидел стоящую на обрывчике ротонду. Зайдя в нее, он сел на лавочку уставился на солнечные блики, игравшие на воде и задумался - а что делать дальше?
И вновь безнадежная тоска, развеянная было на Ай-Петри навалилась на него. Его вновь затрясло от воспоминаний, тяжесть сдавила его грудь и знакомые вибрации пронзили мышцы. Мир поплыл в никуда, солнце закружилось вокруг резко заболевшей головы, тошнота вновь подступила к горлу. Он попытался встать и это, неожиданно получилось, и все вернулось на круги своя. Остался только легкий озноб. И снова заныла ладонь.
Тогда он закурил и начал считать затяжки. Если их будет нечетное количество - пойдет направо, четное - налево.
Вышло девять. Лешка повернулся лицом к сверкающему морю и зашагал по дороге вправо. Минут через пятнадцать он вышел к зданию, изображавшему средневековый замок.
"Воронцовка!" - обрадовано вспомнил он. Через узкий проезд он вошел во внутренний дворик. Странно, но людей здесь не было. Он подошел к билетным кассам музея, но и за окошком было пусто. Одна из дверей, как раз та, через которую обычно запускают туристов, была распахнута настежь. Лешка осторожно шагнул внутрь и тихо позвал: "Эй!". Никто ему не ответил. Поколебавшись, он все же надел бахилы, чтобы не испачкать раритетный дубовый паркет грязными кедами.
Первой комнатой была, кажется гардеробная. Длинная шеренга высоких в два человеческих роста шкафов накренившись разглядывала пришельца в замызганных джинсах и рваной штормовке. Шелест бахил расползался по углам, скрипел паркет, шторы подымали вековую пыль вслед за Лешкиной спиной.
Войдя в когда-то парадный кабинет графа Воронцова, а ныне зал музея, Лешка встретил нахмуренные взгляды висящих на стене портретов. Полуулыбчатый граф брезгливо отвернул от вошедшего острый аристократический нос. Сиятельные князья и полководцы старательно не замечали студента и тогда он показал императрице Екатерине Второй язык. Она небрежно повернула к нему свой двойной подбородок, свысока посмотрела на студента и тоже высунула свой язычок. За окном резко потемнело, в камине вспыхнул огонь, красным окативший комнату, а чугунная лошадь под не менее чугунным Наполеоном забила копытом. Лешка рефлекторно отшатнулся. Князь Воронцов хлопнул неслышно в ладоши и чьи-то торопливые шаги загрохотали в гардеробной. Студент не стал дожидаться слуг рисованных хозяев, он выскочил через бывший будуар хозяйки в голубую гостиную, где сам по себе играл "Лунную сонату", прихлопывая в такт крышкой, рояль. Белые, неповторяющие друг друга цветочки на потолках и стенах вдруг сплелись в тугую завязь, через сито которой угадывалось безглазое плачущее лицо молодого, но истерзанного до морщин жизнью мужчины.
