Кружковцы с восторгом встретили предложение Кривцова. Каждый избрал себе какую-то одну определенную гипотезу и готовил реферат на эту тему. Специально выделенная комиссия из числа старшекурсников под руководством Кривцова отбрасывала прочь все, что было беспочвенной фантастикой, поддерживала обоснованные, хотя и недостижимые в этот момент проекты, и помогала обнаружить недостатки и недоделки.
Степан Рогов выдвинул гипотезу использовать для борьбы с болезнями явление интерференции вирусов — вражду одних видов микроорганизмов с другими в живом организме. Уже давно было замечено, что некоторые из болезней находятся в состоянии взаимной вражды. Так, например, публиковались данные, что свинка и ветрянка задерживают развитие коклюша, корь и воспаление легких благоприятно воздействуют на протекание столбняка и даже развитие такой страшной болезни, как рак, задерживается под влиянием рожистого воспаления.
Когда Степан рассказал о своем замысле Петренко, тот улыбнулся:
— Что, вновь живой антивирус? Ну-ну! Это все-таки более реально, чем препарат Брауна. Да кстати Степа… — Петренко вдруг оживился. — Я, кажется, раскрыл «тайну антивируса».
— Какого антивируса? — Степан смотрел на Петренко удивленно.
— Ну вот! Неужели забыли? Так называемого универсального антивируса Брауна. Помните ли вы вот это?.. — Петренко полез в ящик стола и вынул лист бумаги, испещренный формулами.
— Семен Игнатьевич, где вы взяли этот листок?
— Это копия. Советую вам всегда снимать копии с уникальных документов… Что-то напоминали мне эти формулы, но что — никак не мог вспомнить. Но вот позавчера, перечитывая труды академика Костырина, я обратил внимание на одну страницу, показавшуюся мне удивительно знакомой. Да вот, посмотрите сами.
Доцент Петренко вынул толстенную книгу «Органические соединения» и развернул ее. Степан впился глазами в страницу. Да, это было почти дословное повторение доказательств Брауна! На странице из рукописи немецкого профессора нехватало лишь одной, заключительной формулы. В книге академика Костырина под этой формулой было написано:
«Цитоплаза — псевдобактерицидный фермент. На длительный срок тормозит жизненную деятельность микробов, но имеет непреодолимую склонность к саморазрушению. Цитоплаза принадлежит к нестойким перенасыщенным углеродным соединениям. Теоретически и практически доказано, что любая попытка перестроить молекулу цитоплазы с целью стабилизации или изменения ее свойств оканчивается неудачей. Фермент или разрушается, или теряет способность тормозить жизненные процессы у микроорганизмов. Этот препарат так навсегда и останется интересным примером мнимо-полезного лечебного средства: использовать его для лечебных целей абсолютно невозможно».
— Ну что, теперь понятно? — Петренко положил руку на книгу. — Вот вам и разгадка тайны антивируса Брауна.
— Семен Игнатьевич, но ведь Браун для изготовления своего препарата использовал вирус «Д», то есть видоизмененный вирус бешенства…
— Вот-вот, Степа, я и сам в первую минуту задумался именно над этим. Но у академика Костырина есть ответ и на этот вопрос. Позже ты прочтешь, а сейчас я тебе коротко объясню… Браун изготовил цитоплазу, но считал, что это лишь промежуточный этап. Считая вирус «Д» молекулой белка, он хотел присоединить к ней молекулу цитоплазы и таким образом создать живую молекулу антивируса. Но Браун ошибся: цитоплаза лишь блокировала живые частицы вируса «Д», сделала их временно бездеятельными, а так как в растворе, вероятно, остался излишек цитоплазы, препарат получил возможность тормозить на некоторое время развитие и прочих вирусов.
Доцент Петренко умолк и задумался.
— Степа, скажите, на протяжении какого времени исследовал Браун свой уже готовый препарат?
— Дней десять, не больше.
— Так вот; если бы он проследил за препаратом на протяжении хотя бы двух месяцев, он убедился бы в его непригодности. Академик Костырин приводит аналогичный случай с ящуром: лишь через два месяца цитоплаза разрушается полностью, и болезнь вспыхивает с новой силой.
— Да, Семен Игнатьевич… — Степан тщательно изучал титульный лист книги. — Скажите, а не случилось ли, что кто. либо позаимствовал у другого эту идею?
— Э нет, Степа. Эта книга вышла в 1944 году. Ни Браун ее не видел, ни академик Костырин не подозревал о брауновском «антивирусе». Но одновременные открытия не представляют собой ничего удивительного… Не на это обращают внимание, Степа! — голос Петренко прозвучал строже. — Два ученых одновременно сделали одинаковое открытие. Один считал свой препарат невероятно могущественным. Другой написал: «Использовать для лечения абсолютно невозможно»… И так случилось не потому, что Браун был неталантлив. Он искал наощупь, вслепую, ошибочно объяснял то, что находил. Он не знал главнейших и важнейших законов природы, — не знал диалектического материализма!
На заседаниях студенческого научного кружка было прослушано двенадцать рефератов на тему «Перспективы развития микробиологии». Не все гипотезы заслуживали внимания — очень трудно предложить что-то новое, проложить тропинку вперед, в неведомое будущее. Но несколько рефератов, в том числе и Степана Рогова, были одобрены единогласно. Авторы этих работ по совету Кривцова и Петренко решили начать подготовительные опыты на избранные ими темы.
А в заключение доцент Петренко рассказал кружковцам всю историю с антивирусом профессора Брауна. Он говорил, а в голове была неотступная мысль: «История с антивирусом — не закончена. Почему во время опытов в нашем институте препарат оказался совершенно бездеятельным? Цитоплаза разрушается лишь в живом организме, в ампуле она должна была сберечься от разложения».
Этот вопрос еще оставался неясным.
В один из весенних дней четвертая группа второго курса готовилась к экзаменам в малом читальном зале Медицинского института.
Читальный зал — святая святых. Здесь запрещены разговоры даже шопотом, а тот, кто кашлянет, сконфуженно оглядывается по сторонам. Тихо-тихо в зале, только шелестят переворачиваемые страницы, поскрипывают перья, да первая весенняя муха звонко бьется о стекло.
Степан Рогов отложил книгу в сторону и обеспокоенно взглянул на часы.
«Где же Николай? — думает он. — Полулекарский экзамен не шутка: надо тщательно готовиться, а он прогулял уже четыре часа».
Недовольно сдвинув брови, Степан вновь погружается в чтение.
Кости, сочленения, мышцы… — все латынь, все на память…
